Да, мне действительно некуда было идти, но мне следовало искать работу, что-то делать. Что угодно. Сидя в церкви, я никак не решила бы свои проблемы.
– У тебя есть что-нибудь для меня? – с вызовом задала я вопрос. Я не знала, к кому обращаюсь, да это и не имело значения. Все равно вопрос был глупый.
Это-то и плохо: я не провела на свободе и двадцати четырех часов, а уже начала сходить с ума.
Обессиленная, я подалась вперед и прислонилась лбом к спинке деревянной скамьи, отчаянно сопротивляясь желанию пожалеть себя. Я стала сама себе противна, когда глаза вдруг наполнились слезами. Ведь я была сильнее этого. Я медленно, судорожно выдохнула, чувствуя, как грудь сдавило от тревоги и страха.
И в этот миг что-то изменилось – что-то во мне. Я испытала странный покой или нечто на него похожее. Я так давно не чувствовала ничего подобного, что не сразу распознала это ощущение. Конечно, то могла быть игра воображения, но груз на моих плечах вдруг стал легче, и мне показалось, что тело само собой расслабляется.
Встряхнувшись, но желая еще раз испытать это странное чувство, я попыталась заговорить снова, однако поняла, что мне нечего больше сказать.
Я нуждалась в помощи, а также в наставлениях. Я ведь не ожидала, что Бог или кто-то другой раздвинет передо мной Красное море или дарует зрение слепому. Меня беспокоило только то, где мне удастся поесть и поспать в эту ночь. Сама мысль о том, чтобы спать на улице, приводила меня в ужас. Неплохо было бы также найти работу.
Чем больше я размышляла о ближайшем будущем, тем сильнее становилось напряжение. Тот покой, что я испытала ранее, оказался весьма мимолетным. Я закрыла глаза и выдохнула, пытаясь вновь отыскать его внутри.
Не вышло. И неудивительно. Но я всегда могла рассчитывать только на себя. И именно теперь мне надо было вытащить себя из болота за волосы.
Зря я пришла в эту церковь, я должна была сразу это понять. Церкви не предназначены для таких, как я. Чувствуя себя Индианой Джонсом из фильма, в котором тот должен был шагнуть в пропасть, веря и надеясь, что над ней из ничего появится мост, я начала вставать, и тут моя сумочка упала на пол с громким шумом, который словно раскатился по стенам церкви, как эхо по каньону. Я застыла на миг.
И только тогда я заметила, что нахожусь здесь не одна. В этой церкви был кто-то еще, стоя на коленях у алтаря. Когда моя сумочка упала, этот человек обернулся на звук.
А затем он поднялся, и я замерла на месте, когда он двинулся ко мне. Я совершенно не сомневалась: кем бы этот человек ни был, он попросит меня уйти. И я напряглась, полная решимости встретить его лицом к лицу. Если он собирался вышвырнуть меня на улицу, то я намеревалась сказать ему, что меня вышвыривали из мест получше этого.
Глава 2
Дрю
Я преклонил колени перед алтарем, разбитый и потерянный.
Пустой.
Моя жена была мертва, мои дети страдали, а моя паства удалялась от церкви. Все меньше людей приходило сюда каждую неделю. По сути дела, моя вера была уничтожена.
Стоя на коленях, я изливал свое сердце в молитве, взыскуя наставления и помощи. Я приступил к своим обязанностям священника с энтузиазмом и высокими ожиданиями. Хотел менять жизнь людей, писать книги, основанные на Библии, чтобы достучаться до сердец на пути веры.
Проблема, насколько мне удалось ее сформулировать, заключалась в следующем: я не мог отдавать того, чем не обладал сам. Я чувствовал себя обобранным, измученным и неуверенным. Смерть Кэти стала для меня и детей тяжким ударом – и это было понятно. Паства проявила ко мне терпение, много терпения, но прошло уже три года, а лучше не стало.
Горе притупилось, но теперь я смотрел на вещи иначе. Что-то изменилось.
Я был уже не таким, как раньше.
У меня не хватало сил на то, чтобы стоять в церкви каждую неделю и говорить то, что людям необходимо услышать. Я не мог никому помочь, поскольку не мог помочь самому себе. Я спотыкался на собственном пути, лишенный веры, лишенный доверия.
Просто лишенный.
Кто-то предположил бы, что я выгорел, но, по сути, я не мог разжечь пламя. Ничто не питало во мне огонь, в особенности за прошедшие три года. Я повесил голову, разочаровавшись в себе, и молил Господа направить меня на истинный путь, показать мне, каких же действий Он от меня ждет.
Я склонялся к тому, чтобы подать пресвитерам заявление об уходе с должности. Такая возможность у меня, конечно, имелась, но ее последствия для меня и детей были бы очень существенными. Марк и Сара и так достаточно пережили, пытаясь справиться с потерей матери. Меньше всего на свете они сейчас нуждались в том, чтобы лишиться единственного места, которое считали домом. К тому же в своем нынешнем состоянии я сомневался, что другая церковь согласится принять меня как своего пастыря, сомневался даже в том, стоит ли мне оставаться священнослужителем. Возможно, всем стало бы лучше, начни я искать совершенно иную карьеру.
Я говорил с Линдой Кинкейд, единственной женщиной в моей пастве, которая неустанно занималась волонтерством. Она была учительницей на пенсии и играла ведущую роль в жизни церкви. Эта женщина стала мне правой рукой вместе с моей помощницей Мэри Лу. И только благодаря им я держался на плаву так долго.
Линда была доверенным другом и прекрасно умела слушать. Не знаю, что бы я без нее делал. Это ее усердный труд позволил благотворительным программам работать без сучка без задоринки. Каждый раз, молясь, я благодарил Господа за нее и ее готовность прийти на помощь. Она предположила, что я не должен спешить. Однажды она сказала мне: если мне кажется, будто Бог от меня отдалился, на самом деле отдалился только я.
И в этом она попала в самую точку. Теперь мне нужно было найти путь назад.
Я продолжал молиться, когда услышал шум в дальнем конце церкви. Я не знал, что в храме присутствует кто-то еще. Поднявшись с колен, я увидел женщину, стоящую у последней скамьи. Даже с такого расстояния я заметил, что она выглядит как олень, захваченный врасплох светом фар. Глаза ее были широко распахнуты, и это натолкнуло меня на мысль, что она пришла сюда не с благими намерениями.
Я зашагал к ней, и у меня в ушах зазвенели предупреждения пресвитеров о риске, которому я подвергаю себя, оставляя дверь церкви открытой весь день. Они считали это прямым приглашением для бродяг и вандалов. Тогда я победил в споре, но теперь задумался, верным ли было мое решение.
– Я могу вам помочь? – спросил я. – Я Дрю Даглас, здешний пастор.
– Пастор? – повторила она так, как будто слово было для нее совсем непривычным.
– Чем я могу вам помочь? – повторил я, изо всех сил пытаясь скрыть свою предубежденность.
Чемоданчик у ее ног вызывал любопытство. Она не походила на туристку, а наша церковь, пусть одна из старейших в городе, не входила в число достопримечательностей Сиэтла.
