Он приземлился прямо на нее, и она смягчила падение.
Затем, так быстро, как только было возможно, стараясь не производить шума, он поспешил в конюшню.
Он застал там лишь одного сонного молодого конюха, охранявшего лошадей.
Парень в изумлении уставился на графа, который небрежно произнес:
— Сейчас, правда, слишком рано, но поскольку мне что-то не спится, я решил прокатиться на одной из моих лошадей.
Парень соскочил с сена, служившего ему постелью.
Он последовал за графом к стойлу, где тот увидел при свете фонаря своего жеребца.
На нем он намеревался выиграть стипл-чейз.
Для побега нужна была именно такая лошадь.
Поскольку юнец еще не проснулся как следует, граф помог ему оседлать Юпитера и, подтягивая подпругу, сказал:
— Я — граф Келвиндэйл. Скажи моему главному конюшему, когда он проснется, чтобы он немедленно отвез мою коляску обратно домой и взял с собой остальных моих лошадей!
Он повторил сказанное, чтобы удостовериться, что парень понял все верно.
Затем он дал ему соверен, который тот принял с несказанной радостью.
Граф вывел Юпитера в конюшенный двор.
Он быстро вскочил в седло, опасаясь, что малейшее промедление даст Имоджен возможность так или иначе воспрепятствовать его отъезду.
Она вполне могла послать своих братьев или слуг за ним в погоню.
Граф поехал в направлении, где его не могли заметить из дома, радуясь, что ему удалось скрыться от нее.
Он понимал, однако, что ему придется преодолеть еще много миль, прежде чем он сможет почувствовать себя действительно в безопасности.
Теперь он знал, насколько непоколебима может быть эта красавица в своем стремлении добиться цели.
Она не отступится от него так легко.
Она решила женить его на себе, и он понимал, что нет ничего, что она сочла бы слишком низким, слишком подлым или недостойным, если только это сможет помочь ей осуществить свой замысел.
«Я должен хорошо помнить это», — думал граф, выезжая на равнину и пуская Юпитера во весь опор.
Ему предстояло вернуться в свой дом, Келвиндэйлский приорат, преодолев долгий и трудный путь.
Келвиндэйлский приорат был одним из самых красивых родовых имений во всей Англии.
Поместье это находилось во владении его рода с двенадцатого столетия.
Дом был построен в то же самое время, когда впервые члену этого рода был дарован титул графа Келвиндэйла.
Граф был чрезвычайно горд как своим поместьем, так и своей родословной.
У него никогда и в мыслях не было ввести в этот дом Имоджен на место его умершей матери, сделав ее графиней Келвиндэйл.
Граф обожал свою мать, которая умерла, когда он был в Итоне.
Он до сих пор горевал, думая об этой потере.
Он свято чтил ее память, хотя никогда о ней не говорил.
Он не представлял, что место графини Келвиндэйл когда-нибудь займет его будущая жена.
Стоило ли добавлять, что особа столь легкомысленная, столь скандальная, как Имоджен, могла стать разве что его любовницей.
«Как мог я быть таким глупцом, — спрашивал теперь граф сам себя, — чтобы не догадаться, что, будучи вдовой, она уцепится за меня?»
У других красавиц, разделявших его амурные похождения, были покладистые мужья, притворявшиеся, что не подозревают о происходящем.
Они знали, что граф слывет непревзойденным стрелком, и говорили, что предпочитают больше времени проводить в своих пригородных домах, нежели в Лондоне.
Граф вспоминал теперь те многочисленные обмолвки Имоджен, которые могли бы открыть ему глаза на ее планы.
Ему оставалось лишь изумляться тому, что он, как какой-то зеленый юнец, позволил заманить себя в ловушку.
«Больше такого не случится!»— пообещал он себе.
При этом он понимал, что опасность еще не миновала.
Юпитер был, безусловно, быстрее любой из лошадей Имоджен.
Однако среди ее гостей были двое, думал граф, кто сумел бы настигнуть его.
Не считая, конечно, опытных верховых, сопровождающих экипажи.
Они могли бы взять лошадей у других гостей, приехавших на скачки.
— Я даже подумать не мог, — пробормотал граф, невольно усмехаясь, — что она затеяла не стипл-чейз, а охоту! А мне отвела роль дичи!
Одна эта мысль заставила его пришпорить Юпитера.
Граф скакал до самого полудня.
Он раздумывал, не рискованно ли будет остановиться в местной гостинице или на постоялом дворе?
Существовала опасность, что преследователи станут расспрашивать о нем и по описанию нападут на его след.
Но он решил, что придется пойти на этот риск.
Он остановился в ближайшей деревне.
Это была маленькая деревушка из нескольких хижин, крытых соломой, с церковью в норманнском стиле и с черно-белой гостиницей, стоявшей на отшибе на зеленом лугу.
Вокруг не было видно ни души.
Граф въехал в небольшой двор, где увидел крытую соломой конюшню.
Он завел в нее Юпитера и нашел в кормушке немного свежего сена.
Стоявшее тут же пустое ведро он наполнил водой.
Наконец он вошел в гостиницу и увидел ее хозяина — дряхлого старика.
Старик вопросительно глядел на него подслеповатыми глазами.
Граф спросил, нет ли чего-нибудь поесть, и старик смог предложить лишь холодную ветчину и лежалый сыр.
Он быстро ответил, что больше ничего не надо, заказав только кружку домашнего сидра.
С едой и питьем он управился очень быстро.
Расплачиваясь, граф расспросил старика, где он находится.
Понять путаные объяснения оказалось непросто.
Но граф предположил, что взял нужное направление.
Он вышел из гостиницы.
Оседлав Юпитера, которому явно понравился отдых, граф продолжал путь.
Спустя три часа он понял, что заблудился.
Надо было спросить дорогу у первого же встречного.
Поскольку он ехал полями, избегая больших дорог и лишь пересекая их, ему встречалось очень мало пеших путников.
Но если он хотел добраться домой до темноты, ему следовало поспешить.
Он ехал по ровному, заросшему травой полю.
Вдалеке паслось несколько овечек.
Проехав почти половину поля, граф очутился перед высокой живой изгородью.
Похоже, надо было перепрыгнуть через нее. Иначе пришлось бы возвращаться назад к единственным воротам в изгороди.
