— Нет, это не Боб, — решили пассажиры из кают с левой стороны, — это белый человек.
Пока шли споры да пересуды, случилось чудо: гигант, разбивший посуду, повернул голову, и уверявшие, что это негр, увидели перед собой белого, а говорившие, что это белый, увидели негра. Причиной такому оптическому чуду, впрочем, был слабый свет лампы, которая единственная освещала ночью огромную столовую.
Вскоре все разъяснилось: виновник суматохи тяжело поднялся с пола, опираясь на молодого человека, раньше остальных подбежавшего ему помочь.
— Это ничего, господа, — успокоил пассажиров гигант, — я, сэр Уилки Робертсон, имел неловкость упасть, спускаясь с лестницы, и немного испортил буфет.
— Да вы сильно ушиблись, — заметил кто-то из пассажиров.
— О боже! — вскрикнул вдруг баронет, увидев в зеркале огромное темно-синее пятно во всю левую сторону своего лица. — Поздравляю, мистер Шарль Леконт! — прибавил он шепотом, обращаясь к поднявшему его молодому человеку.
— Милорд, милорд! — умоляющим голосом прошептал Шарль в отчаянии.
— Молодецки отделал, и я не жалуюсь.
— Не угодно ли доктора? — осведомился подоспевший буфетчик.
— Благодарю вас, ничего не надо. Извинитесь за меня перед пассажирами, которых я потревожил, и позвольте мне уйти к себе в каюту.
Баронет сделал общий поклон и удалился вместе с Шарлем, дружески пожимая ему руку. Он был совершенно спокоен, как будто ничего и не случилось.
— Ах, я никогда не прощу себе этой ночи! — сказал Шарль, дрожащей рукой доставая из своего дорожного несессера все необходимое для оказания первой помощи и перевязки.
— Да ладно вам! Напротив, вы должны гордиться этим. С первого удара победить лучшего боксера Англии — это просто великолепно!
Пока англичанин восхищался своим синяком, француз осторожно, как женщина, перевязывал ему щеку.
— Не разговаривайте, милорд, прошу вас, — сказал он, закончив дело, — и будьте добры полежать спокойно. К сожалению, удар был сильный.
— Да, хорошо хватил, — улыбаясь, сказал баронет.
— Ах, что я наделал! Лягте, милорд.
И Шарль уложил его как ребенка.
— Ваша правда, — сказал слабым голосом англичанин, — мне, кажется, надо немного уснуть.
— Вы не чувствуете переломов? Зубы целы?
— Э, не стоит думать, что вы совсем убили меня, мой дорогой! Всего-то маленький синячок, — сказал баронет. — Нет, милый друг, ничего! Прощайте! — Сэр Уилки повернулся лицом к стене и захрапел, прошептав еще раз: — Чудесный удар, мой дорогой, просто чудесный! Вы мне его покажете…
Было уже позднее утро, когда баронет проснулся. Шарль всю ночь просидел у его постели.
— А, вы здесь? — сказал англичанин, открывая здоровый глаз. — Очень любезно с вашей стороны.
— Как вы себя чувствуете? — спросил Шарль, пожав протянутую руку.
— Хорошо, то есть не слишком плохо. Разве что голова немного тяжелая.
— Не вставайте.
— Да, придется. Я не выйду из каюты, пока мое лицо не приобретет свой обычный цвет. Зачем пугать местных дам? Чувствую, мне предстоит серьезно поскучать. Ведь я и двух минут не могу один провести.
— Если позволите, милорд, я составлю вам компанию.
— Если позволю! Я потребую с вас это! Но что за славный удар! И как это вам удалось? Я закрылся левой рукой по всем правилам английского бокса.
— Милорд, ради бога, не напоминайте мне о моей вине! Оставим этот разговор.
— О вашей вине? Я от души ее вам прощаю с одним условием: вы научите меня так же делаться виноватым.
— Извольте. Как вам будет угодно, но давайте сейчас не будем об этом говорить.
Баронет послушался и не упоминал больше о ночном происшествии. Но стоило только Шарлю увлечься чтением или просто засмотреться на море, англичанин начинал быстро вертеть кулаками и наносить удары какому-то невидимому сопернику. Можно было сделать вывод, что он постоянно думает о том, каким образом Шарль ударил его. Мужчины совершенно помирились, и Шарль охотно разделял невольное заточение англичанина. Скажем больше: Шарль чувствовал большую симпатию к своему недавнему противнику.
Когда сэр Уилки наконец поправился, они пришли в столовую вдвоем. Однако, несмотря на природное добродушие баронета, он все же с ненавистью покосился на знаменитый буфет и не захотел долго оставаться в комнате, где он потерпел такое обидное для англичанина поражение.
— Не пройтись ли нам по палубе? — сказал он. — Я жажду подышать чистым воздухом.
— Пойдемте, — ответил Шарль.
Друзья поднялись наверх. К этому времени пароход уже подплывал к Новой Земле. Погода изменилась: ветер посвежел, море сильно рябилось, на палубе практически не было видно людей. Остались лишь те немногие, кто уже привык к морской непогоде. Молодые люди сели подальше от всех.
— Вы мне еще не сказали, зачем едете в Америку, — сказал баронет, хлопнув своего нового приятеля по коленке.
— Я думал, что вы знаете.
— Нет, не знаю.
— Я еду в качестве горного инженера, исследовать золотоносные жилы, которые, говорят, существуют в подошве Скалистых гор.
— Вы едете к Скалистым горам проводить геологические исследования?
— Да.
— Но не на бывшую землю шаенов, по крайней мере?
— Именно туда.
— Вас послало французское правительство?
— Отнюдь. Я еду к одному богатому американскому плантатору из Луизианы.
— Как его фамилия?
— Макдауэл.
— Бог мой! Этого я и боялся!
— Что с вами?
— Да ведь это отец молодой особы, на которую вы тогда так упорно смотрели.
— Милорд, поверите вы мне теперь, если я дам честное слово, что не только не видел этой дамы, но даже не подозревал о ее существовании?
— Верю, верю! Вы не видели ее… Но увидите, — жалобно прибавил баронет, помолчав несколько секунд.
— Так что же?
— Ах, милый друг, тогда и с вами случится, что и со всеми, кто только ее видел: вы до беспамятства в нее влюбитесь.
— О! — засмеялся Шарль. — Не бойтесь, я так быстро не воспламеняюсь.
— Ах, друг мой, до знакомства с ней и я думал, что у меня железное сердце, — сказал, вздохнув, колосс. — Как-то по дороге из Дувра в Кале мне случилось сидеть возле одного американского семейства. Общий знакомый представил меня, и я увидел мисс Нэнси Макдауэл, и… и…
— И что?
— С тех пор я ее раб… и самый несчастный человек на свете.
— Разве ваше предложение не приняли?
