Ни мне, ни Гарри не позволяют остаться до конца празднования и проводов принцессы в спальню с традиционным произнесением молитвы над супружеским ложем. Я считаю, что с нами напрасно обращаются как с детьми и что это несправедливо и оскорбительно. Бабушка отсылает нас в комнаты, и хоть я и смотрю на мать, ожидая, что она отправит Гарри и позволит мне остаться чуть дольше, она просто игнорирует мой взгляд и отворачивается. Бабушкино слово, как всегда, оказывается решающим, и все решения принимает она, мать же иногда раздает редкие послабления в наказании.
Мы раскланиваемся на прощание с королем, матерью и бабушкой и дорогим Артуром с его Екатериной Арроганской и отправляемся в свои комнаты, так медленно, как это возможно, не вызывая гнева старших. Мы покидаем ярко освещенные комнаты, залитые светом баснословно дорогих белых восковых свечей, в которых раздается музыка, и кажется, что она будет звучать всю ночь напролет.
– У меня будет точно такая же свадьба, – заявляет Гарри, когда мы поднимаемся по лестнице.
– До этого момента тебе придется подождать пару лет, – говорю я, только чтобы его позлить. – А вот я уже скоро выйду замуж.
Когда я возношу молитву перед своим аналоем, мне не удается ограничиться просьбами о долголетии и счастье Артура и напоминанием Всевышнему о том, что Тюдоры заслужили его милость и благосклонность, и я страстно молю о том, чтобы рассказы шотландских посланников сподвигли короля послать за мной не медля ни дня, потому что мне ужасно хочется свадебный праздник, такой же величественный и торжественный, как тот, с которого я вернулась, и такие же нарядные платья, как у Екатерины Арроганской. И туфли! У меня будут сотни пар туфель, непременно, и у всех будут вышитые носы и золотые ленты!
Ричмондский дворец,
январь 1502
Мои молитвы услышаны, потому что Господь всегда прислушивается к молитвам Тюдоров, и король Шотландии распоряжается, чтобы его послы провели переговоры с советниками моего отца. Они договариваются о размере моего приданого, о количестве моей прислуги, о размере моего содержания и землях, которые отойдут в мои владения в Шотландии. Все рождественские праздники между Шотландией и Ричмондским дворцом идет напряженная переписка, и наконец бабушка объявляет мне:
– Принцесса Маргарита, с радостью сообщаю вам, что по воле Господа вы выходите замуж.
Я поднимаюсь из глубокого церемониального поклона и стараюсь выглядеть самым подобающим образом и искренне удивленной. Но поскольку мне с самого утра сказали о том, что бабушка желает поговорить со мной перед обедом и что я должна одеться в свое самое нарядное платье, мне едва ли удается это сделать. Нет, ну какие странные правила!
– Правда? – уточняю я самым милым образом.
– Да, – говорит моя мать. Она вошла в комнату перед бабушкой, но все равно каким-то непостижимым образом оказалась на вторых ролях в этом объявлении. – Ты выходишь замуж за короля Шотландии, Якова.
– Такова воля отца? – спрашиваю я, как меня научили.
– Да, – отвечает бабушка, нарушив все правила. – Мой сын, король, обо всем договорился. Твой брак скрепит мир между нами и Шотландией. Но я настояла на том, чтобы ты жила здесь, с нами, пока не войдешь в возраст.
– Что? – Меня охватывает ужас от того, что бабушка собирается снова все испортить. – Но когда я поеду? Я должна ехать немедленно!
– Поедешь, когда тебе исполнится четырнадцать лет, – заявляет бабушка, а когда мать открывает рот, чтобы что-то сказать, поднимает руку и продолжает: – Я знаю лучше кого бы то ни было, что ранний брак крайне опасен для молодой женщины. А шотландский король не… ему нельзя доверять в том, что он… мы боимся, что он может…
Она внезапно не находит слов. Со времен короля Артура Бретонского, от которого пошел наш род, история не помнит случая, чтобы бабушка не смогла закончить своей фразы. И ее никто и никогда не смел перебивать.
– Но когда же я выйду замуж? И где? – спрашиваю я, думая о соборе Святого Павла, убранном красными коврами, и тысячах людей, собравшихся, чтобы посмотреть на меня, о короне на моей голове и плаще, отделанном драгоценными камнями, о золотых туфлях и украшениях, о турнирах в мою честь, о представлении и игрушечном корабле с персиковыми парусами и о всеобщем восторге, который должен был меня окружать.
– В этом месяце! – торжественно говорит мать. – Король пришлет своего представителя, и ты с ним обручишься.
– С представителем? Не с самим королем? Не в соборе Святого Павла? – Я не верю их словам. Вместо торжества меня ожидает действо, которое мне совсем не кажется привлекательным. И я никуда не поеду целых два года? Да мне сейчас это время кажется целой вечностью! И моя свадьба не пройдет в соборе Святого Павла, как у Екатерины Арроганской? Почему ей досталась лучшая свадьба, чем ждет меня? И я буду венчаться не с королем, а с каким-то старым лордом?
– Венчание пройдет в нашей часовне, здесь, – говорит мать так, словно вся суть венчания не состоит в том, чтобы собрать толпы зевак и не напоить их фонтанами вина.
– Но в Эдинбурге пройдет еще одна торжественная церемония, когда ты туда приедешь, – утешает меня бабушка. – Когда тебе исполнится четырнадцать. – Затем она поворачивается к матери: – И эту церемонию они будут оплачивать сами.
– Но я не хочу ждать! Мне не обязательно ждать!
Она улыбается, но отрицательно качает головой.
– Все уже решено, – говорит она. Что на самом деле значит: она уже все решила и ее не интересуют чужие мнения.
– Но ты будешь именоваться королевой Шотландии! – Моя мать точно знала, как утешить меня. – Ты уже в этом году будешь называться королевой Шотландии, сразу после помолвки, и при дворе будешь уступать рангом только мне.
Я исподтишка бросаю взгляд на суровое лицо бабушки. Я буду стоять выше нее, и ей это не понравится. Я замечаю, что ее губы тихо шевелятся: я так и думала, что она будет молиться. Наверняка просит о том, чтобы я не пала жертвой греха гордыни. Она непременно придумает, как удержать меня в смирении и осознании моей греховной сути и долга перед ней, моей царственной родственницей. Она не позволит мне забыть о том, что я – всего лишь смиренная слуга на страже интересов нашей семьи, а не юная принцесса, нет! Королева! Она не даст мне зазнаться. Вот только я уже решила, что обязательно стану полновластной королевой и у меня будут самые красивые платья и туфли, как у Екатерины Арагонской.
– Ах, что вы, я совсем об этом не думаю. Для меня нет ничего важнее воли Господней и служения интересам моей семьи через замужество, – быстро нахожусь я с ответом, и бабушка улыбается, впервые за сегодня показывая, что довольна мной.
Я знаю, кого еще не оставит равнодушным мое продвижение по рангу, когда я стану равной матери, кто просто будет не в силах этого стерпеть. Мой братец Гарри, самовлюбленный, тщеславный павлин, неиссякаемый фонтан гордыни и самодовольства, будет гореть, как грешник от потницы, как только услышит эту новость.
