— Росомахи?
Я кивнула.
— Сдаюсь. Ты победила. Пощади.
Он начал было вставать, как вдруг выхватил мой календарь из-под iPad.
— Только не говори, что это «Смитсон». «Смитсон» с Бонд-стрит? С ума сойти, самый дорогой и вычурный ежедневник в мире? Только не говори, что это он.
— Это подарок на выпускной. И он был по скидке, поверь. Он достался мне практически бесплатно.
— Не представляю, кому нужен дорогущий календарь, чтобы чувствовать себя хорошо.
— Пунктуальным людям. Людям, которые хотят помнить о всех планах. Людям, которые хотят достичь хоть чего-то в этом мире.
— О, и ты — одна из них?
— Пытаюсь быть такой.
— И все же сколько он стоит?
— Не твое дело. Иди доставай кого-то другого.
— Боже мой, — сказал он и бросил ежедневник обратно мне на колени. — Ты правда веришь в то, что если ты достигнешь лучших результатов, то попадешь на огромную доску почета где-то в небе? И какая-нибудь супермамаша погладит тебя по головке, а все остальные будут тебе аплодировать?
Мне захотелось ударить его. И я чуть не ударила.
— Ты правда думаешь, Джек, что путешествия по Европе и попытки быть потерянной романтичной душой сделают из тебя что-либо иное, кроме циничного алкоголика в баре, раздражающего всех вокруг?
— Ого, — сказал он. — А ты путешествуешь просто для резюме? Чтобы на одной из коктейльных вечеринок похвастаться, что была в Париже? Почему же ты тогда здесь, если путешествия для тебя означают лишь это?
— Они не означают лишь это, Джек. Но хипстеры, помешанные на вечеринках, Париже и военно-полевом романе, — что ж, они жалкие. Некоторые из нас верят в то, что можно изменить мир. И действительно это делают. Так что да, иногда мы покупаем ежедневники с Бонд-стрит, чтобы организовать свой день. Это называется «прогресс общества». У нас есть автомобили, самолеты и, да, iPad и iPhone. Смирись, вермонтский мальчик.
Он усмехнулся. Я чуть не улыбнулась в ответ. Должна признать, с ним было весело спорить. Не думаю, что он воспринимал это всерьез. Казалось, единственное, что его беспокоило, — это то, что мы не могли оторвать друг от друга взгляда.
— Неплохо. Признаю, ты молодец. Мне нравится твоя страсть. Ты за словом в карман не лезешь, верно?
— Это все, на что ты способен? Назвать меня язвительной мегерой, Джек? Я могу предугадать все, что ты мне скажешь. Я образованна и чертовски умна. Так что катись отсюда, Джек Вермонтский. Иди созерцай великую важность своего существования или сочини сюжет для романа, который ты никогда не напишешь. Найди кафе, где сможешь сидеть и представлять разговоры о мнимой важности с мнимыми иностранцами, которым нравится думать, что они немного глубже, чем мы, нищие духом, невежественные деловые люди. И тогда ты почувствуешь себя ужасно нужным. Будешь смотреть на землю со своих небесных высот и пускать в нас молнии.
— Мнимые иностранцы? — спросил Джек, улыбаясь. Он засмеялся, и мне пришлось сдерживаться изо всех сил, чтобы не сделать то же самое.
— Мне продолжать? Или ты уловил мысль?
— Я тебя понял, — сказал он и медленно встал. — Думаю, у меня отлично вышло. А ты?
— Великолепно.
Он демонстративно вышел в проход — о, у него было прекрасное тело — и снова запрыгнул на свою спальную полку. Улегшись, дождался, пока я посмотрю на него. И показал мне язык. Я, естественно, ответила ему тем же.
4
Примерно на этом моменте все остановилось. Моя шея горела, я с трудом контролировала свое дыхание. На счет «десять» я закрыла лицо руками, пытаясь совладать с собой. Беспокоила мысль о том, что меня так легко раскусить, ведь я действительно из Нью-Джерси, мой папа действительно работает в крупной корпорации, а мама — действительно член Юношеской лиги. Раздражало, что я настолько предсказуема, простушка, которую такой умник, как Джек, сможет раскусить в первые же минуты знакомства. А еще мне не понравилась желчь, которую я выплеснула на него. Хотя, опять же, он пересек черту. Я смотрела на него, пока свет уличных фонарей все так же играл на его лице. Несколько месяцев, с тех пор как рассталась с Брайаном, своим бывшим из колледжа, я не подпускала к себе мужчин. Мне по-прежнему не верилось, что я привела его домой и даже наряжала вместе с ним елку, а потом узнала, что он на спор отымел какую-то девицу за неделю до этого. Он был пьян, а девицей оказалась местная барменша с широкими бретелями лифчика и белыми тонированными волосами. А надоумили его на это друзья. «Слабо, слабо, слабо! Ха-ха-ха! Еще по одной!» — скандировали они. Поэтому Брайан отправился к ней в машину, или к себе в машину, или в ближайший переулок, где они и переспали. Очевидно, это ничего не значило, но все, что я помню, — темно-бордовые вельветовые штаны Брайана, на которые я смотрела снизу вверх, пока он стоял на стремянке и брал елочные игрушки из моих рук, папа делал напитки в баре, а мама, Тирекс, суетилась по дому в штанах с завышенной талией от Элен Фишер за $300, набросив на плечи тонкий свитер. Бинг, мать его, Кросби играет по ящику Пандоры. Признаю: тогда я была на седьмом небе от счастья. Рождество за городом, снег за окном, праздничная атмосфера и все такое… Пока его друг, Ронни Эверс, не прислал мне фотографию на Facebook. На ней Брайан держал Бренду-барменшу, одетую в узкие джинсы, за поясницу, высунув язык, словно рок-гитарист, а она, обхватив его своими ножищами, отклонилась назад, словно ковбойка.
Я обшарила все соцсети, нашла еще пару фото в Twitter, после чего последовала сцена в нашей старой гостиной: мы натянуто шипели, словно старые радиаторы.
— Как ты мог? С ней? Ты изменил мне с ней?
— Это была шутка. Пари! Я был пьян.
— О боже, Брайан. Ради бога.
— Да все нормально… Господи, полегче, Хезер. Ты в курсе, что мы даже не обручены?
— Пошел ты, Брайан!
Вот так мы разрушили свой маленький Эдем. Мы расстались на следующий же день. Он бросил сумку на заднее сиденье своего седана «Вольво» и уехал в сопровождении рождественских огоньков. Возвращаясь домой, я увидела мистера Барвинка, нашего древнего кота, который наблюдал за мной из окна на втором этаже.
Так вот, Джек. Констанция по-прежнему спала. Эми по-прежнему не вернулась. Вагон погрузился в этот особый беспокойный полусон, когда люди пытаются уснуть, но продолжают просыпаться. Из соседнего вагона-ресторана пахло кофе. Время от времени, словно в голливудской драме, тормозя или меняя направление, поезд издавал мрачные звуки: да-а-а-ды-ды-ды-ды-да-а-а. Эффект Доплера, помню это еще с физики на первом курсе.
Я решила выпить кофе. Подкравшись к Джеку на цыпочках, сфотографировала его на свой iPhone. Он не проснулся. Мне стало стыдно за свое грубое поведение, поэтому я заказала два латте, решив: если он откажется от кофе, его обязательно выпьет кто-нибудь другой. Пока проводник делал кофе, я рассматривала фотографию. Джек был страшно привлекателен, но спал, словно мертвец. Интересно, что это значило? Брайан всегда спал беспокойно, его вечно мучила бессонница. Джек же весь погрузился в сон.
