Нет, он не совершил над ней никакого насилия. Поцелуй не был украден, он был подарен по доброй воле, и ни один суд на свете не мог бы вынести ему за это обвинительный приговор.
Ласково проведя пальцами по густым волосам Памелы, он сдвинул ее шляпку за спину, чтобы она не мешала ему наслаждаться ее губами. В этот момент она забыла о Софи, о безуспешных поисках наследника герцога, о последних шиллингах, отделявших их от полной нищеты. Она не помнила и не чувствовала ничего, кроме безумного наслаждения от поцелуев разбойника на каменистой дороге в свете яркой луны.
Тут раздался пронзительный крик, и какой-то розовый предмет ударил разбойника по голове.
Глава 2
За двадцать девять лет жизни в Коннора Кинкейда дважды стреляли. Его трижды ударяли ножом и один раз чуть не утопили в бурных водах горной реки. Он многократно ломал нос и ребра в бесчисленных драках и чудом выжил после неудачной попытки повесить его. Но ни разу в жизни на него не нападала визжащая женщина с зонтиком в руках.
Эффект от неожиданной атаки мог бы оказаться куда более существенным, если бы он не был в этот момент ослеплен и оглушен пьянящим вкусом и запахом девушки, которую держал в объятиях. По ее поведению было ясно, что она девственна и не имеет опыта интимного общения с мужчиной, и это лишь добавляло масла в огонь внезапно вспыхнувшего в нем желания. Он уже собирался увлечь ее в лес, уложить на мох и… Но тут реальность обрушилась на его голову в виде какого-то розового предмета с оборками.
Если бы в руках нападавшей оказался пистолет вместо зонтика, она могла бы запросто застрелить его. И поделом! Нельзя быть таким беспечным идиотом! Судьба безжалостна — он мог погибнуть из-за какого-то поцелуя…
— Руки прочь от моей сестры, любезный! — пронзительно кричала девица, колотя Коннора по голове и плечам розовым зонтиком.
Он развернулся и поднял согнутую в локте руку, защищаясь от ударов. Зонтик был украшен перьями, и Коннору на миг показалось, что на него напала стая розовых воробьев. Тут ему ощутимо попало зонтиком по правому уху, и он, чертыхнувшись от боли, инстинктивно вскинул другую руку с пистолетом.
Девица тут же отступила, все еще сжимая в руке зонтик. Прежде чем Коннор смог собраться с мыслями, другая девушка, сладкий поцелуй которой мог стоить ему жизни, внезапно выскочила из-за его спины и встала между ним и напавшей на него фурией, так что пистолет снова оказался нацеленным в ее грудь. Она дрожала всем телом, но янтарные глаза по-прежнему смотрели с вызовом.
Вид двух девушек, съежившихся в испуге перед ним, еще больше разозлил его. Он никогда не был любителем нападать на женщин, но когда до него дошел слух о том, что две разодетые в меха и драгоценности англичанки путешествуют по здешним местам без всякой охраны, соблазн оказался слишком велик. Он собирался всего лишь ограбить их и отпустить восвояси. Ничего, от них не убудет! Их состоятельные отцы и мужья снова оденут их в новые меха и драгоценности. Впрочем, всего несколько минут назад он собирался лишить одну из англичанок того, что нельзя компенсировать никакими богатствами…
Бросив сердитый взгляд на девушку, которая заставила его почувствовать себя злодеем, каким он, в сущности, и был, он медленно опустил пистолет и засунул его за пояс.
— «Руки прочь от моей сестры, любезный!» — насмешливо повторил он. — И меня еще упрекают в плохом тексте! Интересно, кто пишет диалоги ей? — Он ткнул пальцем в сторону миниатюрной блондинки с огромными от страха васильковыми глазами, испуганно выглядывавшей из-за плеча своей сестры.
— Не дожидаясь ответа, Коннор шагнул вперед, выхватил из рук блондинки розовый зонтик и, сломав его о колено, выбросил в придорожный кустарник. Блондинка проводила его печальным взглядом и с упреком посмотрела на Коннора.
Тут язвительная брюнетка со сладкими губами мягко обняла ее за плечи и тихо сказала:
— Зачем так глупо вести себя, Софи? Твоя выходка могла стоить нам обеим жизни.
— Прости, Памела, — пробормотала та, с презрением глядя на Коннора, — но не могла же я спокойно наблюдать, как какой-то дикарь насилует мою сестру!
При этих словах Памела опустила глаза и украдкой взглянула на разбойника. Скрестив руки на груди, он молча слушал разговор сестер. Странное дело, но гневный взгляд и грозно сжатые челюсти делали этого человека привлекательным. Нет, она никак не могла обвинить его в попытке изнасиловать ее, поскольку не только не сопротивлялась его ласкам, а, наоборот, сознательно шла на это, тем самым, поощряя разбойника. Если бы он утащил ее в лес и там сделал с ней то, что хотел, винить его в этом было бы нелепо. Она сама способствовала такому его поведению.
Убийственное смешение испуга и стыда переполняло ее. До сих пор она гордилась своей неприступностью и неподатливостью. Мужские чары на нее практически не действовали. Что же будет с ними, если вдруг окажется, что она унаследовала материнскую слабость к мужественным лицам и широким плечам?
— Не стоило рисковать своим зонтиком и… своей жизнью, чтобы защитить меня. Я была вне опасности, — бодро солгала Памела, с трудом отрывая взгляд от Коннора.
Софи непонимающе захлопала ресницами.
— Ну да, я помню, ты говорила, что большинство горцев-шотландцев предпочитают иметь дело не с женщинами… а с овцами.
Памела поспешно закрыла сестре рот ладонью.
— Ты не совсем правильно поняла меня, — торопливо заметила она. — Я этим хотела сказать, что они предпочитают… более покорных женщин.
Она бросила нервный взгляд на шотландца. В его глазах мелькнуло удивление, и он едва заметно усмехнулся.
— Я просто пыталась отвлечь этого человека, чтобы ты смогла убежать, — тихо пояснила Памела сестре. Потом повернулась к разбойнику и сказала уже громче: — Уверяю вас, сэр, у меня нет привычки, целоваться с незнакомцами… или разбойниками.
— Верю, лапочка, — угрюмо кивнул Коннор.
Она нахмурилась. Наверное, она плохо умеет целоваться, и он сразу понял, что у нее нет никакого опыта в таких делах. Или ему не понравилось, что она не стала сопротивляться?
Собрав последние остатки гордости, она сказала:
— Полагаю, уже поздновато для официального знакомства, и все же… меня зовут Памела Дарби, а это моя сестра Софи.
Верная многолетней театральной выучке, Софи шагнула вперед и присела в безупречном реверансе. Потом откинула назад роскошные светлые локоны и кокетливо захлопала ресницами. Сейчас она была точной копией своей матери. Она просто не могла не кокетничать в присутствии мужчины, даже если он головорез.
Памела лишь вздохнула. Она предполагала, что шотландец, как и все прочие мужчины, падет жертвой неотразимых чар сестры. Ей были отлично известны все признаки такого состояния — свинцовая неуклюжесть рук и ног, застывший взгляд, иногда заикание. Как только мужчину ослеплял блеск красоты Софи, Памела тут же оказывалась на втором плане и вызывала к себе не больше интереса, чем нарисованная на холсте пальма в кадке. Так было всегда.
