С одной стороны, ответ очевиден: Курта Кобейна убил Курт Кобейн. Но все же его можно считать жертвой. Он стал заложником ложной идеи — идеи контркультуры. Кобейн считал себя панк-рокером, человеком, создававшим альтернативную музыку, его записи продавались миллионными тиражами. Во многом благодаря Кобейну музыка, ранее называвшаяся «хардкор», была переименована и продавалась под названием «гранж» [5]. Но собственная популярность постоянно смущала Кобейна, вызывала мучительные сомнения, наводя на мысль, что он продался и перешел в мейнстрим.
Когда уникальный альбом Nevermind группы Nirvana начал продаваться лучше дисков Майкла Джексона, группа предприняла сознательные усилия, чтобы уменьшить число своих поклонников. Музыка следующего альбома In Utero явно написана так, чтобы быть трудной для восприятия, доступной лишь немногим. Но эта попытка провалилась. Альбом достиг высшей позиции в хит-параде журнала Billboard.
Кобейн как представитель альтернативной музыки так и не смог смириться с массовым успехом своей группы. По-видимому, его самоубийство стало выходом из тупика. Лучше поставить точку, пока остается хоть что-то от репутации бунтаря, пока ты не стал полностью продажным. Таким образом, Кобейн смог сохранить верность своему убеждению: панк-рок — это свобода. Он только не подумал о главном: что все это иллюзия, нет альтернативы и нет мейнстрима, нет никакой связи между музыкой и свободой, да и самой продажности не существует. Просто есть люди, которые пишут музыку, и люди, которые ее слушают. И если у вас получается хорошая музыка, людям захочется ее слушать.
Так откуда взялась альтернативная идея о том, что нужно быть непопулярным, чтобы быть настоящим?
Кобейн был выпускником школы жизни под названием «Панк-рок 101». Значительная часть панковской этики основывалась на отказе от идей хиппи. Если хиппи слушали фолк-группу Lovin Spoonful, то панки слушали Grievous Bodily Harm. У тех были The Rolling Stones, а у нас есть хардкор — группы Violent Femmes, Circle Jerks и Dead On Arrival. Если они носили длинные волосы, мы будем носим прически «ирокез». Если они обували сандалии, то мы — армейские ботинки. Если им был по душе принцип сатьяграха [6] то мы будем сторонниками прямых действий. Мы — антихиппи.
Почему панки питали такую враждебность к хиппи? Дело не в излишней радикальности последних, наоборот, хиппи были недостаточно радикальными. Они продались. Они были, по словам самого Кобейна, лицемерами. Фильм «Большая лихорадка» доказывает это. Хиппи стали яппи. «Майку в хиппистских цветных разводах я надену только в том случае, — любил говорить Кобейн, — если она будет пропитана кровью Джерри Гарсии» [7].
К началу 1980-х годов рок-н-ролл превратился в рыхлую, бледную имитацию самого себя. Он стал «стадионным роком». Музыкальный журнал Rolling Stone стал похож на рекламный листок, посвящая свои материалы никчемным альбомам. Принимая во внимание политику Rolling Stone, можно лишь предположить, насколько смутился Курт Кобейн, когда его попросили сняться для обложки журнала. Он согласился, но поставил условие, что будет фотографироваться в майке с надписью «Корпоративные рок-журналы — полное дерьмо». Кобейн убедил себя в том, что тем самым он не продался, а просто замаскировался: «Мы можем выступать врагами системы, проникая в ее механизмы и делая так, чтобы она начала гнить изнутри. Мы можем вести саботаж империи, притворяясь, будто играем по ее правилам, делая ровно такие уступки, которых будет достаточно для провокаций. И волосатые, потные, сволочные сексисты мачо скоро утонут в озере бритв и спермы в результате восстания, поднятого их детьми, — вооруженного стихийного крестового похода, а офисы Уолл-стрит затрещат под напором революционеров».
Тут легко можно заметить, что Кобейн и все остальные панки, хотя и отвергали большинство идей, возникших в контркультуре хиппи, но один элемент движения проглотили, словно рыболовный крючок, вместе с грузилом и поплавком. Этот элемент — сама идея контркультуры как таковая. Иными словами, они видели сами себя вершителями того же самого дела, в роли вершителей которого видели себя хиппи. Разница, полагали они, заключается в том, что, в отличие от хиппи, панки никогда не продадутся и будут делать все как должно.
Некоторые мифы очень живучи. Можно увидеть, что точно такая же история повторяется в среде хип-хопа. Здесь идея контркультуры приняла формы романтического восприятия жизни в гетто и гангстерской субкультуры. Успешные рэпперы обязаны отчаянно сражаться, чтобы сохранять свой уличный авторитет и «жить по-настоящему». Они будут носить с собой «пушки», мотать сроки в тюрьмах, даже получать пули в живот, лишь бы доказать, что они не просто каких-то там «студийные гангстеры». Так что помимо мертвых панков и хиппи мы теперь имеем еще и постоянно растущий пантеон мертвых рэпперов. Люди говорят о «политическом убийстве» Тупака Шакура [8], как будто он действительно представлял собой угрозу для системы. Мега-звезда рэпа Эминем утверждает: его арест за незаконное хранение оружия был «чисто политическим», имевшим целью убрать его с городских улиц. Все снова то же самое.
Это было бы не столь важно, если бы все ограничивалось лишь миром музыки. К сожалению, идея контркультуры так глубоко проникла в наше сознание, что влияет на все аспекты общественной и политической жизни. Но главное, она стала концептуальным шаблоном для всех современных политических течений левого толка. Контркультура практически полностью заменила социалистическую идею как основу радикальной политической мысли. Так что если контркультура — это миф, то такой миф, который ввел в заблуждение огромное количество людей, и политические последствия этого не поддаются оценке.
* * *
Идея о том, что люди искусства обязаны быть в оппозиции к обществу мэйнстрима, едва ли нова. Она ведет свое начало от романтизма XVIII века и доминировала в среде творческой интеллигенции на всем протяжении XIX века. Наиболее ярко ее выразил Джакомо Пуччини в своей опере «Богема» (1895), которая, кстати, длительное время пользовалась большим успехом.
В ней прославлялся альтернативный богемный образ жизни в Париже. В те дни «настоящим» художникам приходилось умирать от чахотки, а не от передозировки героина или выстрела из окна проезжающего автомобиля. Но идею вы поняли.