Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 77
Разъединили.
— Все в порядке? — вежливо спросила товарищ Кошкина, застегивая петли своей чудовищной куртки.
* * *
Крачкин не только был совершенно трезв, но даже не шутил. Все лицо его, вся фигура словно подобрались и сжались. Он был расстроен. Видно было даже издалека, едва Зайцев спрыгнул с трамвая у бывшего Семеновского плаца.
Там еще до революции разбили ипподром: поставили павильон, сколотили трибуны, насыпали беговые дорожки.
А еще раньше — вешали людей. Политических преступников.
Крачкин поджидал у входа. Махнул рукой.
Зайцев подошел. В несколько мгновений он перелистнул свою память, как перелистывают одним движением книгу — фр‑р‑р‑р. Но не припомнил никого по кличке Пряник. Ни вора, ни притонщика, ни бандита, ни беспризорника, ни морфиниста, ни скупщика краденого, ни мелкого жулика. Ни жучка‑букмейкера.
На ипподроме играли — по‑крупному, по‑мелкому и совсем уж микроскопически деля одну рублевую ставку на двоих. Ставили официально — в кассах. И неофициально — у тут же вертевшихся жучков. Эту компанию Зайцев не знал. Здесь облапошивали, да, но не убивали, потому вторая бригада этой публикой не занималась.
— А нас‑то почему вызвали?
— Хоть «здрасьте» бы сказал.
— Здравствуй, Крачкин.
— Ты подумай, — пробормотал Крачкин, пропуская его вперед. И огорченно покачал головой.
На полу пустых трибун сквозняк гонял бумажную поземку. Смятые, разорванные билетики битых ставок валялись повсюду. Зайцев пнул ногой бумажные хлопья.
— Играют, — подтвердил Крачкин.
Казино в городе позакрывали совсем недавно, вместе с нэпмановскими ресторанами и прочими злачными частными лавочками. Но азарт за пару лет из граждан выветриться не успел. Ипподром, вернее его тотализатор, остался единственным в Ленинграде местом, где всякий, не только оперный Герман, мог убедиться, что наша жизнь игра и сегодня ты, а завтра я.
Маячила фигура милиционера в форме, выставленного на всякий случай.
Зайцев уже видел свернутый остов коляски, беспомощно задравшей два искалеченных колеса. Наездник в полосатой куртке лежал лицом вниз.
Его можно было принять за брошенный с большой высоты манекен. Руки врозь, ноги носками наружу. На лицо осела пыль, моментально свалявшаяся в крови. Бахнула магниевая вспышка рядом, запечатлевая положение тела. Но Зайцев уже и так впитал все детали. Он замедлил шаг. Хотел присесть рядом с телом. Но Крачкин вдруг толкнул его: дальше, мимо. Там уже стояли все. Зайцев удивленно повиновался. Подошел.
Люди расступились, впустили его. Крачкин присел к плоской горе, накрытой простыней. Скорбно и бережно отвел край полотна.
— Какая потеря, — покачал он головой. — Какая удивительная лошадь.
Зайцев увидел острые уши, разметавшуюся гриву на мощной шее в потеках высохшего пота, огромные ноздри на лепной голове. Медно‑коричневый блеск шкуры, наконец, осветил в его памяти нужный факт. Перед ним лежал легендарный рысак по кличке Пряник — данной, как легко догадаться, за масть.
Резкий угол, под которым была повернута голова, говорил, что шея лошади сломана.
Зайцев нахмурился.
— Какая потеря, — повторил Крачкин.
Зайцев оставил Крачкина покачивать головой, а других в последний раз глядеть на знаменитого жеребца‑рекордсмена. И вернулся к трупу наездника.
Милиционер, поставленный для острастки зевак, двинул по забору кулаком. Помогло на несколько секунд, и к щелям снова прилипли глаза. Несчастья всегда привлекают толпу.
Ворота ипподрома уже впустили санитарную машину, та описала дугу по пустой беговой дорожке. Санитары выгрузили носилки. Терпеливо дожидались разрешения забрать тело в морг.
Самойлов неприязненно глянул на Зайцева и снова уставился на разбитую куклу в полосатой куртке. Показал пальцем на смятые восьмеркой колеса поодаль.
— Вылетел из коляски. Ударился о борт. Хрясь — и тю‑тю.
— Несчастный случай на производстве? — пробормотал Зайцев.
— Он. Лошадь то ли споткнулась, то ли ногу подвернула. Короче, полетела через голову на полном скаку. Коляска штопором. Вылетел из нее только так. Не повезло человеку.
— Свидетели?
— Полный ипподром.
— М‑да. Бедняга.
— Коня жалко.
Зайцев рассердился: дался им всем этот конь.
— Лошадь, Самойлов, животное, конечно, симпатичное. Четыре ноги, пятый — хвост. Только какого черта нас сюда выдернули?
Несчастный случай. И, как всегда, в панике звонят в уголовный розыск. Хотя достаточно «Скорой».
— Он не мог споткнуться! Он просто не мог!
Зайцев и Самойлов обернулись одновременно. К ним спешил толстенький невысокий пожилой человек с круглой седой бородкой. От бега из кармана выскользнуло пенсне, болталось на шнурке, хлопая по серому кривому пиджачишке. Видно, служащий ипподрома.
— Пряник не мог споткнуться, — запыхавшись выпалил толстяк. — Не такая это лошадь!
— Мог не мог. А споткнулся, — буркнул Самойлов. — Вы, товарищ, кто?
— Вы из уголовного розыска, верно? Все верно? Потому что это я вас вызвал!
Самойлов рассердился.
— И напрасно сделали, гражданин. За ложный вызов, между прочим, мы вас самого привлечь можем. Несчастный случай, а вы нас от дел отрываете.
— Он не ложный! Не несчастный! Не споткнулся! При таком правильном длинном беге, как у Пряника, это исключено.
— Со всеми бывает, — буркнул Самойлов.
— Убийство! Среди белого дня — убийство!
— Погодите. Вы кто? — прервал его Зайцев.
— Я Бутович.
С таким видом, будто все его знают.
— Очень хорошо. — Самойлов сделал знак милиционеру, гонявшему зевак. Мол, прибери, твой кадр.
— Имя‑отчество у вас есть, товарищ Бутович?
— Бутович. Яков Иванович.
— Товарищ, мы запишем имя и фамилию, — примирительно ответил Зайцев. И даже показал блокнот.
— Гражданин, отойдемте. — Милиционер потянул его за локоть.
— Вы должны меня выслушать! — Гражданин Бутович, очевидно, почувствовал в Зайцеве поддержку и теперь не сводил с него черных горячих глаз. — Тело Пряника должен немедленно осмотреть ветеринар! Судебный эксперт! Уверяю вас! Надо взять анализы! Обмерить! Его нужно сфотографировать, пока не поздно!
— Зачем? — искренне удивился Зайцев.
— Как? — вскинул брови Бутович. — Это же шедевр!
Терпение у Самойлова лопнуло.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 77
