Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 116
Я угадала неприязнь за ее улыбкой и в том, как она украдкой вытерла о юбку руку, которой прикасалась ко мне, как будто боялась заразиться. Я не ответила, и она послала Джейн Дормер на розыски Кэтрин – та, судя по всему, снова проказничала.
Я заметила в груде вещей Кэтрин Новый Завет на греческом, который принадлежал сестрице Джейн, и вынесла его в коридор, раскрыла обложку и на внутренней стороне увидела письмо, адресованное Кэтрин. Самого письма я не читала, только любовалась мелким почерком Джейн. Мне не нужно читать письмо, ведь я выучила его наизусть:
«Милая сестрица, оставляю тебе книгу закона Божия. Вот Его последняя воля, то, что Он завещал нам, грешным; Его слова направляют по стезе вечной радости. И если тебе хватит здравомыслия прочесть книгу, она приведет тебя к бессмертию и жизни вечной. Она научит тебя жить; она же научит тебя умирать».
Я все старалась понять, почему Джейн ничего не написала мне. Почему она написала Кэтрин, призывая ее прочесть Новый Завет, хотя мне было доподлинно известно, что Кэтрин едва разбирает греческий. Зато я хорошо читаю по-гречески; бывало, я каждый день слушала, как Джейн читала свою Библию на греческом, а Кэтрин в то время гонялась за своими щенками по парку да строила глазки папиным пажам. Я внушала себе: должно быть, Джейн думала, что мне руководство не требуется. Но хотя я и понимаю, что завидовать стыдно и к тому же грешно, в глубине души очень завидую Кэтрин. И не потому, что Кэтрин красива, как летний луг, а я искривлена, как старое плодовое дерево, но потому, что Джейн решила написать ей, а не мне.
– Мэри, погуляем? – Пегги Уиллоби взяла меня за руку и вывела в крытую галерею, окружающую сад.
Последние дни выдались дождливыми; после ливня пахло свежей землей. Мы осторожно уселись на каменную скамью под навесом, стараясь не намочить платьев: если от воды на шелке останутся пятна, нам попадет от мистрис Пойнтц. Мы самые младшие; Пегги, воспитанница Maman, всего на год старше меня, но больше чем на голову выше, ведь я так мала ростом! У нее светлые волосы, вздернутый нос и круглые блестящие глаза, но у нее заячья губа, и она невнятно говорит.
– Как по-твоему, какой он? – спросила Пегги. Она имела в виду нареченного королевы, испанского принца Фелипе; последние дни у нас в девичьих покоях только о нем и говорили.
Я пожала плечами:
– Ты ведь видела его портрет.
Мы все видели портрет в Уайтхолле; глаза принца под нависшими веками смотрели на зрителя в упор, где бы он ни стоял. При одной мысли о нем меня бросало в дрожь. На нем сверкающие черные доспехи, позолоченные во многих местах; чулки у него белее лебединых перьев. Кэтрин и кузина Маргарет стояли перед портретом, когда его вешали, и толкали друг друга в бок:
– Посмотри, какие у него тонкие ножки! – заметила кузина Маргарет.
– А гульфик какой! – подхватила Кэтрин, и обе прыснули, прикрывая рты ладошками.
– А мне интересно, – сказала Пегги, – привезет ли он с собой инквизицию, как говорят некоторые? – Слово «инквизиция» она произносит, как будто оно горячее и его нужно поскорее выплюнуть, прежде чем оно обожжет ей рот.
– А, вот ты о чем, – ответила я. – Никто не знает.
– А что такое вообще «инквизиция»?
– Не знаю, Пегги. – Это ложь. Я прекрасно знаю, что такое инквизиция, потому что нам все объяснила Maman. Инквизиция – когда людей преследуют и сжигают заживо за их веру. Но мне не хотелось пугать Пегги, ведь ей и так снятся страшные сны, а если у нее возникнет подозрение о том ужасе, который, по словам Maman, угрожает Англии, она вообще не сможет спать. – Но ведь мы с тобой добрые католички, поэтому нам бояться нечего.
Ее рука потянулась к четкам, которые висели у нее на поясе. Пегги такая же католичка, как и я, то есть никакая, но мы должны притворяться, потому что от этого зависит наша жизнь. Так сказала Maman.
– Поэтому королева не пускает Елизавету ко двору? Потому что она не принимает католическую веру?
– Откуда мне знать? – сказала я, вспоминая свою погибшую сестру и гадая, не кончит ли Елизавета так же, а следом за ней – и Кэтрин. Но я прогоняю страшную мысль до того, как она успела овладеть мною.
– Ты ничего не знаешь!
Пусть Пегги так и считает; я этого и хотела. Ведь на самом деле я знала даже слишком много. Все потому, что я внимательно слушаю все, о чем говорят взрослые и что я, по их мнению, не способна понять. Я знаю, что испанский посол хочет избавиться от Елизаветы, как он хотел избавиться от Джейн. Известно мне и другое: королева пока не может себя заставить осудить сестру. Правда, то же самое мы все думали и о Джейн, ведь Джейн была одной из любимых кузин королевы. Последняя мысль потянула за собой другую: хотя мне многое известно, гораздо большего я не знаю. Зато я знала еще одно: в Англии не хотят, чтобы королева вышла за испанца. Все очень боятся последствий этой свадьбы.
– Помоги мне распустить корсет, – попросила я Пегги, меняя тему. – Он невыносимо жмет!
Пегги чуть распустила шнуровку, и у меня боль в спине немного утихла. Я наблюдала за черным дроздом, который клевал червяков своим желтым клювом, скача по камням на таких тонких ножках, что просто чудо, как они выдерживали его. Когда птичка взлетала к небу, я вспомнила Незабудку, любимого попугая королевы, величественное создание, вынужденное всю жизнь скрестись в клетке и повторять слова, смысла которых он не понимал.
– Тебе не кажется, что у животных есть душа? – спросила я.
– Мне – нет, – ответила Пегги. – Думать о таких вещах нечестиво.
Мне захотелось спросить у нее, задумывается ли она когда-нибудь о том, есть ли Бог вообще. Она наверняка пришла бы в ужас оттого, что у меня возникла такая мысль. И наверняка решила, что ее долг рассказать об этом, хотя бы для того, чтобы спасти меня от меня самой. Я представила потрясенное лицо мистрис Пойнтц. Кто знает, что тогда может случиться? Мне все больше и больше казалось, что вера не может быть истинной до тех пор, пока ты не усомнилась в ней до конца. Я знала, что такие мысли – ересь. Чувствовала, как мне в голову проникает Джейн. Сомневалась ли она когда-нибудь в своей вере? Если и да, то ни разу не поделилась своими сомнениями. Нет, мне кажется, что Джейн верила.
«С Богом ли ты?» – мысленно спросила я убитую сестру, и холодный порыв ветра коснулся моего лица.
– Пойдем, – сказала Пегги. – Мистрис Пойнтц будет спрашивать, куда мы подевались.
Кэтрин
– Гарри Герберт, Гарри Герберт, Гарри Герберт, Гарри Герберт… – шептала я снова и снова, бегая вокруг пруда. Земля раскисла от дождя; намокший подол юбки липнул к ногам.
– Леди Кэтрин, Кэтрин Грей! – зовет меня с крыльца Джейн Дормер.
Я притворилась, что не слышу.
– Гарри Герберт, Гарри Герберт, Гарри Герберт… – У меня есть подарок на память; я храню его под корсажем, у сердца; это кусок атласной ленты, которую подарил мне Гарри Герберт. Я надевала ее на счастье в день нашей свадьбы. Лента была голубая, как вода, но давно истерлась и побурела, потому что так долго хранится у меня под одеждой. Кэтрин Грей… Фамилия у нас простая, «грей» значит «серый», серый, как черепица, как камни или волосы старой герцогини… Невозможно представить, что мы, Греи, – такая прославленная семья, что мы близкие родственники королевы. – Гарри Герберт, Гарри Герберт, Гарри Герберт… – Я старалась думать только о нем, чтобы в голове не оставалось места для мыслей о сестрице Джейн или об отце, от тоски по ним у меня в душе словно образовалась пустота.
Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 116
