Мальчишки вышли на улицу расстроенные. Лошадь и вправду была слабая.
— Капитан контрады сейчас заседает с лейтенантами, вырабатывает стратегию, — сказал Паоло. — Может, перекупят Сеппио у Слонов.
— Не надо менять жокея, — вдруг сказала Джаноцца. — Это очень хороший всадник. Он все понимает…
— Ты-то откуда знаешь? — скривился Стефан. — Ладно, давайте думать, что делать.
Глава 4
Спасти родную контраду!
Ребята сели на ступеньки в каком-то переулке.
— Ну, — сказал Стефан. — Кто что надумал?
— Порча или сглаз, — предложил Маттео. — Сглазим Черного Горбуна — он ослабнет и захиреет. И проиграет скачки. Нехорошо, конечно. Но главное — победа.
— Порчу наводить — не мужское дело, — заметил Джованни, и все посмотрели на Джаноццу.
— Я не умею, — пискнула та.
— Ты же из Флоренции? Раньше флорентийские ведьмы на всю Италию славились… Ну ладно, порча — дело сложное, а сглазить любой человек сможет, — продолжил Стефан. — Нужно только хвалить коня и смотреть на него дурным глазом. У кого из нас дурной глаз?
— У меня аж два глаза дурные, потому что близорукие, — похвастался Паоло.
— У меня левый глаз почти дурной, — сказал Маттео. — Потому что на нем ячмень был, только вчера прошел. Наверное, глаз еще немного дурной — «остаточные явления» называется.
— У меня тоже глаз должен быть дурной, потому что черный, — сказал Стефан. — По традиции все сглазивали… сглаживали… черными глазами.
— Это что, у меня одного глаз не дурной? — обиделся Джованни. — Ну уж нет, так не честно. Я тоже хочу.
— Ладно, все пойдем и сглазим, — подытожил Стефан. — Оптом, наверное, лучше выйдет. Еще что?
— Слабительное подсунуть, — придумал Паоло. — Я вчера по телеку комедию смотрел.
— Коню или жокею? — уточнил Стефан.
— Лучше жокею. Если накануне скачек вечером первого июля дать торт со слабительным, то он ничего не заметит, а утром будет того… ослабленным.
— Хорошо. Ты, Паоло, обеспечиваешь слабительным, а ты, Маттео, делаешь торт из мороженого.
Паоло был сыном аптекаря.
— Еще можно побег устроить, — сказал Паоло. — Я кино смотрел, «Железная маска». Если прокопать подкоп, то Черный Горбун убежит.
— Эй, ты как себе представляешь, лошадь по своей воле лезет в подземный ход? — изумилась Джаноцца.
— А ты не встревай. М-м-м… может, он любознательный и любит по подземельям лазать. Или можно крышу разобрать.
— Зачем?
— Ну… чтобы Черный Горбун вылез на крышу и ушел.
— От погони он уходил по крышам, — пробормотал Маттео, вспоминая последний шпионский боевик.
— Лучше дверь взорвать, — предложил Джованни. — Коню не придется лезть на крышу или под землю, он мирно уйдет по горизонтали.
— Взрыв — это громко, — возразил Стефан. — Все прибегут, нас поймают и побьют. Я не боюсь, конечно, но Черного Горбуна тоже поймают.
— Мы тихонечко взорвем, — уговаривал Джованни, который уже давно ничего не взрывал, а очень хотелось.
— Ладно, все строительные работы — взрывы, подкопы и разборки крыш — на Джованни, — сдался Стефан. — Инструмент у отца возьмешь.
Отец Джованни был строителем.
— А что ты придумала? — спросил Маттео Джаноццу.
— Я не знаю… ну вот можно ласку запустить в конюшню… — неуверенно сказала девочка. — В старые времена бывало: хозяин заходит утром в конюшню, а конь весь в мыле, храпит и бьется. И потом весь день плохо ездит. «Это на нем черт катался», — думает хозяин. А на самом деле в конюшню залезла ласка, такой маленький хищник, меньше кошки. Ласка бегает, мышек ловит. Конь ей без надобности — больно велик. А конь лесного зверя чует, боится, всю ночь бесится… конечно, утром он не работник. Если накануне палио запустить ласку…
— Где ж я тебе посреди города ласку возьму? — развел руками Маттео. — Они у нас и не водятся. Одни кошки.
— А если кошку запустить? — предложила Джаноцца.
— Глупости все это, — сказал Стефан. — Если мы накануне палио запустим в конюшню ласку, то как Черный Горбун будет есть отравленно-слабительное мороженое? У него аппетит пропадет, он будет на ласку отвлекаться и ничего не съест.
— А может, они подружатся и вместе поедят мороженого? — сказала Джаноцца. — И вообще вы торт собирались жокею давать, а не коню…
— Тьфу, я перепутал. Ты меня так заморочила своими ласками… то есть зверем лаской, я имел в виду. Ласки у меня, конечно, нет, но вот как сделаем: я принесу из дому кошку, и мы ее запустим сегодня в конюшню. Для репетиции. Если завтра на утреннем заезде Черный Горбун не придет первым, значит, кошка подействовала, и можно будет повторить на следующий день.
— Кошка лучше, чем ласка, — одобрил Джованни. — Больше и страшнее.
— А еще можно кошку раскрасить в пугающие цвета, — предложил Паоло. — Я по телеку смотрел: безобидная гусеница раскрасилась красными и желтыми полосками, и все птицы в обморок от ужаса попадали. «Отпугивающая окраска» называется.
— Если я нашу кошку раскрашу красными и желтыми полосками, то в обморок от ужаса упадет моя мама, — фыркнул Стефан. — Потому что это ее любимая кошка. Так что раскрашивать не бу… о-о-о!
— Что о-о? — подозрительно переспросил Паоло.
— Мы раскрасим ко-ко-коня! — Стефан аж заикался от собственной гениальности. — Зеленкой! Утром придут за Черным Горбуном, а он зеленый! Его не узнают! Или снимут с состязаний как заболевшего ветрянкой! Или чумой и оспой!
— И холерой, — подсказала Джаноцца.
— И холе… холера такая, как мы сразу не придумали! Если даже Горбуна не снимут со скачек, то все равно над Черепахами все будут смеяться!
— Я зеленку принесу, — обрадовался Паоло. — У нас много.
— Здорово, — одобрил Маттео. — Но нас в конюшню не пустят.
— Так Джованни все равно дырку в потолке будет делать, когда дверь взорвет и подкоп выроет, — сказал Стефан. — А мы через эту дырку в потолке просунем это самое… чем брызгают… ну пш-ш-ш…
— Чего?
— Я забыл, как называется, такое из него пш-ш-ш получается, когда красят…
— Пульверизатор? Краскопульт? — сообразил Джованни. — У отца есть! Заправим зеленкой, и Черный Горбун станет нежно-фисташковым!
— Все, пишем план, а то половину позабываем, — и Стефан порылся в карманах. Ручку он нашел, а бумажку дал Паоло — какой-то старый рецепт, в который он пирожное заворачивал. Стефан усердно трудился над документом, потом огласил:
