— Привет, детишки.
— Мы не детишки, — ответили мы.
— Привет, зверушки, — поправился ветер.
— Мы не зверушки, — возразили мы.
— Привет, домашние животинки, — сказал ветер и открыл оба глаза.
— Мы не домашние животинки, мы Муркис и Амвросий, — представились мы.
— А, теперь понял, — откликнулся ветер. — А я — ветер дальних странствий.
Конечно, мы с Муркисом уговорили ветер нам помочь. Ну, сам посуди, какой же ветер приключений откажется помочь котёнку и щенку! Ну вот… Столько уже наговорил, а всё ещё ничего не рассказал про то самое…
Значит, дальше было так: договорившись с ветром, мы отправились прямиком к ручью и не вылезали из него до тех пор, пока не стали похожи на губку-котёнка и губку-щенка. Но главное — мы были парой совершенно не выжатых губок: с нас так и лило. Вот такими мокрыми, роняя капли воды, мы прошлёпали на свой луг, а за нами текли ручьи, два настоящих ручья — кошачий и собачий. Те, кто живёт на лугу, потом долго спорили, чей ручей быстрее — мой или Муркисов.
А тогда мы улеглись на лугу и стали сушить шёрстку. Пар от нас так и валил… От меня — как от моего любимого супа с косточкой, а от Муркиса — как от ромашкового чая. Ну, и к тому времени, как мы совсем обсохли, в небе над лугом висели два новых облака: весёлое кошачье облако и весёлое собачье облако. Ветер дальних странствий только того и ждал. Он подхватил наши облачные послания и погнал в Индию.
Индийский слон, увидев их, стал на радостях так плясать, что вспотел. А когда слон пляшет и потеет, он весь, словно бусинками, обсыпается капельками розовой влаги, и над ним образуется чудесное розовое облако. С виду — вылитый слон. Розового облачного слона немедленно украшают цветами — в Индии ведь принято, чтобы все разгуливали украшенные цветами, — и ветер разносит эти пахнущие почему-то малиной цветочные облака, чтобы все успели порадоваться. Обычно это занимает довольно много времени, и мы еле дождались возвращения ветра дальних странствий, просто извелись от нетерпения. А когда наконец увидели со своего Облачного пригорка облачного розового слона и почуяли запах малины, тоже заплясали от радости, а потом снова побежали купаться, снова обсохли и… всё повторили, как в первый раз.
С тех пор мы нередко отправляем друг другу такие облачные письма, вот потому порой можно увидеть, как по небу плывёт облачный слон, или облачный пёс, или облачная божья коровка. И тут только успевай присматриваться, не выглядит ли кто из них печальным. Если да, так не поленись, сбегай искупайся. Что делать дальше, думаю, ты уже и сам понял, а не понял — спроси у божьей коровки… — закончил свой рассказ Амвросий.
Казалось, все рощи, лужайки и озёра замерли, прислушиваясь к истории, которая рассказывалась под большим деревом.
Вечер бережно закутал домик на холме синим платком, а потом на землю спустилась бархатная звёздная ночь и ласково напомнила друзьям о чудесном мире снов. Муркис, Амвросий и Ангел уютно устроились в комнатке у печки и даже не заметили, как занялся ещё один день ангельского гостевания.
За завтраком было тихо. Перед тем как отправиться в сад, где они сегодня решили поработать, Амвросий, Муркис и Ангел, погружённые каждый в собственные мечты, молча напились травяного чайку и поели лепёшек. За день три друга успели переделать много приятных дел — они собрали яблоки, сгребли прошлогодние листья, полили грядки с овощами. Когда вечером на холм опустился туман, снова разожгли огонь в очаге, и Муркис приготовил вкусный ужин. Было хорошо и удивительно спокойно. А после ужина Ангел сказал:
— Я вам уже и раньше, когда вы только меня нашли, говорил, что нас, ангелов, над облаками много. И ещё вам надо знать, что все мы разные, но всем нам Земля не чужая, мы её любим и, когда надо, приходим к тем, кто на ней живёт. На самом деле для того мы, рождённые светом небесные создания, и существуем, — Ангел улыбнулся, и комнату озарили белые лучи. — Всю свою бесконечную жизнь мы только и делаем, что убаюкиваем или будим детей и любого, кто на них похож; утешаем обиженных и подбадриваем всех, кто на что-то решается. Не только среди людей: мы заботимся ещё и об эльфах, феях, букашках, цветочках… Словом, никто из тех, кого требуется согреть льющимся из ангельской души светом, никогда не был и не будет забыт. Да, насчёт света! Дело в том, что у каждого ангела в душе живёт маленький огонёк, вроде солнечного зайчика, только ещё ярче.
Ангел вдруг замолчал, вздохнул, пошевелил крыльями и признался:
— Как же я по дому соскучился…
— А разве ты не можешь туда отправиться, когда захочешь? — удивился Амвросий.
— Видишь ли, с тех пор, как моё облачко превратилось в озерцо на лугу, во мне поселилась какая-то странная тяжесть, и мне кажется, я не смогу взлететь, — поделился своей тревогой Ангел, и по его светлым щекам скатилось несколько прозрачных слезинок. — Я боюсь за мелких букашек, за которыми надо присматривать… Я беспокоюсь о том, как живётся эльфам в дальней лощине: их пора предупредить, что скоро осень… А тяжесть не даёт мне полететь туда.
— Что же это за тяжесть такая? — задумался Амвросий.
Муркис заварил свежий чай. Все сидели, окутанные чайным дымком, и думали, как избавить Ангела от страха, чтобы он смог вернуться домой. И ничего придумать не могли.
— Как вспомню про все эти ангельские штуки, кажется, у самого крылья начинают прорезаться и в душе что-то такое растёт, растёт… — сказал Амвросий.
— Да, да! И мне тоже чудится, будто я в собственной шкуре не помещаюсь, — подхватил Муркис.
Ангел грустно усмехнулся:
— Тут ничего не поделаешь, такая уж ангельская природа: душа у нас больше тела. А земным созданиям с этим жить трудно, вот из-за этого и нельзя нам долго здесь оставаться… Кажется, я понял, что меня держит: страх притягивает меня к земле, словно камень. Он поселился в душе, когда я упал, потому и тень печали не уходит с моего лица. Пока в сердце живёт страх, в нём не бывает света, а страх не уходит, значит, я не смогу подняться туда, где обитает Свет, меня породивший.
