На этом сумасшествие не кончилось; пару месяцев назад Прю исчезла по дороге в местный индийский ресторанчик, куда ее послали за лепешками к ужину. Линкольн и Энн Маккил невольно содрогнулись от страха, когда она не вернулась, но в глубине души оба знали, что за этим, вероятно, последуют новые странные события. Их предчувствия оправдались, когда тем же вечером на крыльцо села цапля и, постучав клювом в дверь, несколько равнодушно объявила, что их дочь забрали обратно в Непроходимую чащу — если точнее, в область НЧ, которую цапля назвала «диколесской» — ради ее же безопасности. По-видимому, девочка в этом странном мире была довольно важной персоной, и неизвестный враг подослал убийцу-оборотня, чтобы оборвать ее недолгую жизнь. В то время родителей Прю ничто не удивило в сообщении, и они сразу же принялись писать в школу подобающее письмо, в котором объясняли, что дочь заболела мононуклеозом и в обозримом будущем на занятия не явится. Зная, что девочка в очень надежных руках, они терпеливо ожидали ее возвращения.
А теперь еще это: несколько недель назад Прю явилась домой, слегка прихрамывая и держа руку в самодельной перевязи. За ней брел бурый медведь, в котором прежде всего были заметны очень крупные размеры и очень английский акцент. Родители сделали все возможное, стараясь с удобством разместить гостя, и установили в комнате Прю огромную семейную палатку, чтобы медведь, которого звали Эсбен, мог себе представить, будто находится в любимой берлоге. Они чаще обычного ездили в продуктовый магазин, оптом закупая муку и молоко, чтобы поспевать за его медвежьим аппетитом. Если во время такой поездки (когда зад их универсала чуть проседал под тяжестью мешка говяжьего фарша) им встречались любопытные соседи, Энн говорила, что они запасаются на черный день. (Она даже приноровилась заговорщически подмигивать мужу, как бы намекая соседям: «Чокнутый тут он». Линкольн, со своей стороны, подыгрывал ей и даже начал в разговоре со всеми знакомыми сыпать теориями заговора, которые придумывал буквально на ходу, например: «Министерство транспорта накапливает запасы авокадо, чтобы делать из них топливо для ракет, на которых исключительно сотрудники министерства улетят на терраформированный курорт/тематический парк на темной стороне луны, откуда организуют искоренение многомиллиардного населения Земли, а потом заселят ее генетически модифицированными потомками живущих на луне сотрудников министерства. Это чистая правда».) Новизна этого приключения вскоре поблекла, и родители начали вежливо интересоваться, когда же медведь собирается отправиться в дорогу. Беспокоило их лишь одно — дочь должна была уйти с ним.
Линкольн Маккил, уже распрощавшийся с фартуком, присоединился к ним, бережно держа в руках смузи и яичницу из одного-единственного яйца. Принимаясь за свою скудную трапезу, он по-прежнему улыбался куда-то в стол.
— Что ж, какие планы? Когда собираетесь… — начала мама Прю и неуверенно замолкла, не желая показаться негостеприимной хозяйкой.
— Моя жена пытается сказать, Эсбен, — продолжил Линкольн с полным ртом желтка, — что нам просто любопытно, в общем… Понимаете ли, у нас, кажется, кончилась мука. И масло. И яйца.
— И хотя мы с удовольствием съездим и купим еще, — вставила Энн, — но хорошо было бы, так сказать, знать… знать…
Прю не могла больше этого выдерживать:
— Мы исчезнем завтра, обещаю.
— Мы? — одновременно спросили родители.
— МЫ-Ы-Ы-Ы-Ы-Ы! — завопил Мак, взмахивая вилкой, словно копьем, над покрытой пушистыми волосенками головой. Недоеденный кусок блина, который был насажен на зубцы, полетел через всю комнату. — МЫ-Ы-Ы-Ы-Ы И МЕДВЕ-Е-Е-ЕДЬ!
— Я же вам говорила, — сказала Прю, провожая блинный снаряд взглядом. — Мы с самого начала так условились.
Эсбен замычал с набитым ртом в знак согласия.
Прю продолжила:
— Как только у меня заживут рука с ногой, мы собирались вернуться в лес. Мы там нужны. Нельзя больше терять время. Надо найти…
— Другого «создателя», да-да, — закончила за нее мать. — Кто бы это ни был. Я просто подумала, ну, может быть, Эсбен мог бы пойти один. Найти его сам. Ты пропустила много занятий, Прюи. Не хочется, чтобы тебе пришлось второй раз сидеть в седьмом классе.
Прю в изумлении уставилась на мать. Пространство между ними заполнилось молчанием.
— Мне все равно, — сказала наконец девочка. — Мне теперь плевать на седьмой класс. Мое место там, в лесу. Я им нужна.
Эсбен на мгновение перестал жевать и снова утвердительно хмыкнул.
— Это правда, миссис Маккил, — сказал медведь. — Это очень важно. Она очень нужна там.
— Нечего меня учить, — отрезала Энн Маккил. — Откуда говорящему медведю знать, как должны вести себя родители?
Эсбен замер, поднеся ко рту крюк с нанизанным на него куском блина.
— Солнышко, — сказал папа Прю, потянувшись через стол и положив ладонь на руку жены: — Мне кажется, нам стоит их послушать. На кону стоит больше, чем наша семья.
И тут, когда на обеденный стол опустилось молчание, и все, даже маленький Мак с засохшими кусочками непокорного блина в волосиках, вдыхали тишину, словно успокаивающий газ, а ритмичный гул машин на улице перед домом отмерял несказанные фразы, Энн Маккил разразилась рыданиями. Медведь Эсбен среагировал первым, сказав: «Ну что вы, миссис Маккил», как и подобает смущенному, добросердечному гостю, ставшему свидетелем чего-то очень личного и, возможно, очень человеческого.
Неужели ничего больше не оставалось сказать? Какое-то время всхлипы матери Прю были единственным, что нарушало тишину в комнате, но наконец она заставила себя успокоиться, медведь доел блины, все убрали со стола и отнесли грязную посуду в раковину. Впереди предстоял весенний день, и вскоре утренняя сцена была забыта. Только Энн Маккил глотала слезы.
В ту же ночь, когда остальные в доме уже крепко спали, Прю лежала, откинувшись на подушку. Медведь прерывисто храпел в огромной палатке рядом с ее постелью. Дождавшись долгой паузы в храпе, девочка решилась позвать:
— Эсбен?
— М-м-м? — промычал медведь.
— Не могу заснуть.
— Опять?
— Не знаю, как у вас получается. Столько всего надо обдумать.
— Постарайся этого не делать.
Прю сжала губы и попробовала последовать совету медведя. Почему-то от усилий становилось еще сложнее.
— Эсбен? — позвала она через некоторое время.
— Хм?
— Что он подумает? Меня это больше всего беспокоит.
Послышался громкий шорох: огромное тело перевернулось за тесными флисовыми стенками.
— Кто что подумает?
— Алексей.
— Ах, он. Затрудняюсь сказать.
— Но Древо же должно было, ну, это предусмотреть, правда?
