— Да, у меня есть женщина из твоих, — спокойно отозвалась Зазар. — Та, которую вы отвергли из-за сломанной и плохо сросшейся ноги и отдали мне потому, что она никому не была нужна. К тому же вы думали, что она скоро умрет. Но это дитя — моя избранная дочь, рожденная благодаря моему умению. Для меня она Ясенка, и неважно, какая кровь в ней течет. К тому же сама Хозяйка Смерти была свидетельницей рождения! — Зазар мрачно улыбнулась. — Ты можешь требовать только то, что дозволено, и прекрасно это знаешь.
Джол отступил на шаг, потеснив тех, кто толпился у него за спиной. Зазар знала, что победила. Староста имел право решать судьбу обычного мужчины и большинства женщин, но Зазар была особой, единственной — и никто не знал ни ее полного имени, ни ее родителей. А любому известно, что с непонятным лучше не связываться, и в разговорах с трясинными жителями Зазар полагалась на их осмотрительность.
— Возьмите мертвяка, оставьте визгуна, — приказал Джол.
Двое его помощников шагнули вперед, завернули мертвую женщину в окровавленные половики и ушли.
Зазар видела, что Джол недовольно хмурится. Она презрительно фыркнула. Джол и его народ… ну, ей не надо было напоминать о том, что их следует опасаться. А вот уловки иноземцев… Да. Следует разослать своих гонцов и выяснить, что может означать этот неожиданный поворот событий.
2
Первое, что помнила о себе Ясенка — ей тогда было четыре года, — это то, что она занималась тем же, чем и сейчас. Конечно, теперь ей было восемь лет, она стала уже взрослой девочкой, но все так же помешивала в котелке клей из моллюсков. Мешать надо было осторожно, чтобы смесь не закипела. Клей должен упариваться медленно, иначе он свернется и будет испорчен. Жители Зловещей Трясины использовали эту вонючую штуку для того, чтобы латать тростниковые крыши своих лачуг. Их собственная кровля — ее и Зазар — снова начала протекать, так что откладывать починку было уже нельзя. Конечно, этот дом принадлежит еще и Кази. Она тоже живет здесь. Но Ясенка с легкостью забывала о Кази — как и Кази без труда игнорировала Ясенку. Они просто не любили друг друга, хоть Ясенка и не знала, почему это так.
Она снова энергично перемешала смесь. Раковины моллюсков поднялись на поверхность, и девочка принялась осторожно вылавливать их прутиком, стараясь не обжечь пальцы. Из слышанных ею разговоров она знала, что раньше всю работу по дому делала Кази, но теперь старуха переложила ее на Ясенку — по крайней мере, когда Зазар поблизости не было или когда работа была одно образной. В решающий момент Кази сменяла Ясенку — и присваивала себе все заслуги. Ясенке хотелось, чтобы в доме был кто-нибудь помладше ее самой, на кого она сама могла бы переложить свои обязанности, но никого такого не было. То есть вообще-то некие мелкие существа в дом заходили (Ясенка называла их Пискунами), но в последнее время они почти не появлялись.
Ей ни разу не удалось по-настоящему увидеть Пискунов — только иногда она замечала их краем глаза. Зато Ясенка прекрасно их слышала, когда по ночам они приходили навестить Зазар. Они пищали и стрекотали, а иногда мурлыкали. Ясенке казалось, что они — славные маленькие создания, и ей ужасно хотелось подержать хоть одного на руках и погладить. Однако пока такая радость ей не выпадала. Наверное, у нее просто было слишком много работы.
А с тех пор, как громовая звезда пронеслась на север и упала с такой силой, что земля вздрогнула даже в Трясине, а небо вспыхнуло ярким светом, визиты Пискунов стали редкими. Взрослые теперь выглядели встревоженными, особенно после того, как проснулись огненные горы и начали выбрасывать в небо темные тучи, полные искр. На Ясенку все это не особенно подействовало, поскольку ничуть не уменьшило количество ежедневных дел.
Крышу приходилось латать постоянно, чтобы спать спокойно, не опасаясь вымокнуть ночью под частыми ливнями. А чтобы иметь запас еды хотя бы на несколько дней вперед, приходилось тратить почти все остальное время. В этом они мало отличались от жителей деревни, скрывавшейся за холмом, на котором стояла лачуга Зазар. Деревня расположилась возле у одного из омутов, составлявших большую часть Трясинной земли. Однако этот омут был не таким, как другие, потому что на его дне бил источник и вода всегда оставалась свежей. В других омутах стояла затхлая, вонючая, скользкая жижа, и люди, выходившие на поиски пропитания, обходили эти ямы с опаской. Поскольку рядом с жилищем Зазар омута со свежей водой не было, знахарка предпочитала собирать для питья, готовки и мытья дождевую воду, выставляя на улицу большой котел. Когда этот котел бывал ей нужен для других целей — например, чтобы варить вот этот мерзкий клей или какое-то снадобье или готовить очередную порцию рагу, бывшего их основной пищей, — им приходилось пользоваться деревенским омутом. Ясенка была рада, что эта обязанность не выпала на ее долю. Даже Казн не могла заставить ее одновременно мешать клей и носить воду.
Ясенка не любила ходить в деревню. Она знала, что не похожа на трясинных жителей и что деревенских ее вид смущает. Почему она не похожа на всех остальных, она не знала и не понимала. Это был просто факт, который приходилось признавать.
Но если уж на то пошло, то и Зазар была не похожа ни на деревенских, ни на Ясенку. Она однажды вкратце объяснила это Ясенке, когда пришла в хорошее настроение, хлебнув чуть больше обычного некоего снадобья, к которому Ясенке было строго запрещено даже прикасаться. Зазар утверждала, будто прожила намного дольше, чем живут трясинные люди, и что будет жить здесь даже тогда, когда их уже не станет. А еще Зазар заявила, что когда все-таки состарится и понадобится новая, энергичная знахарка, то она произведет ее на свет из собственного тела, одна, без посторонней помощи. А еще она говорила, будто трясинные люди об этом знают. Но Ясенка решила, что это настроило бы трясинный народ против Зазар, если бы, конечно (в чем она очень сомневалась), это было правдой. Но почему-то трясинный народ, отвергая Ясенку, знахарку все же принимал. Может, это объяснялось тем, что Зазар умела составлять снадобья: лечебные микстуры и травяные мази, отгонявшие гнус, который терзал всех жителей Трясины. Даже староста Джол называл Зазар великой знахаркой, и Ясенка слышала в его голосе невольное уважение.
— Ну, как? — спросила Кази у нее за спиной.
Ясенка от неожиданности подпрыгнула.
— Кажется, почти готов, — ответила она. — Ты в этом понимаешь больше меня. Теперь лучше тебе самой за ним присмотреть. — Она сладко улыбнулась, прекрасно зная, что вареву кипеть еще не меньше часа, но такую возможность улизнуть из дома грех было бы упустить. — Зазар будет недовольна, если клей испортится.
Кази нахмурилась, однако взяла мешалку. Теперь Ясенка могла заняться более приятными вещами.
Но сначала ей нужно было переодеться. Присматривая за котлом, она надевала излохматившуюся от старости рубаху, сшитую из остатков одеяла, — чтобы защититься от горячих брызг и не испортить одежду, которую с такой заботой сшила ей Зазар из шкурок лаппера.
Ясенка знала, что одета лучше, чем большинство жителей деревни: знахарка пустила на ее костюм только шкурки молодых лапперов, которые благодаря искусной выделке стали мягче, чем ткани, привозимые торговцами. Ясенка сбросила рабочую рубаху и натянула на себя узкие штаны. Оставаясь по пояс голой, она закрепила поножи, сделанные из небольших пластинок черепахового панциря и закрывавшие ноги от щиколоток до колен. В нескольких местах на поножах остались следы зубов змей, пытавшихся ее ужалить. Потом девочка надела сандалии на высокой подошве и тщательно завязала их шнурки, чтобы сандалии сидели прочно, а бечевки не мешали движениям. При этом она обратила внимание на то, что поножи уже не доходят ей до колен: значит, она снова выросла. Им с Зазар скоро придется закрепить сверху еще ряд кусочков панциря.
