Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 72
— Так-то оно так… Но ты не забывай, Клава, кто она теперь! Жена генерала! В какие выси взлетела. Тут надо осторожно, тут лишнего болтать не моги…
— Это конечно, — согласилась Клава. — Таня теперь важная. Ты, поди, ее побаиваешься, Лизавета?
— Что мне ее бояться? Я свое дело знаю. Мое дело — кухня, кладовка, цветы вон. Летом — запасы дачные, банки, соленья, грибы. Петр Дмитриевич до рыжиков большой охотник. Татьяна Ивановна без меня как без рук. А в Москве-то зимой? Каждый выходной — гости. Да не кто-нибудь, а все генералы с супругами, ну, на худой конец — полковники. Нужно всем угодить. Мне дела хватает…
— Девчонка уж большая, — заметила Клава. — Наверное, помогает.
— Когда ей? — удивилась Лиза. — Лерочка у нас в школе отличница, общественница опять же. На фортепиано ходит. Мы ее дома-то не видим, а ты говоришь…
— Да невеста уж совсем.
— Кто — невеста?
Дверь кухни распахнулась, и на пороге появилась Татьяна Ивановна — в летнем креп-жоржетовом платье, изящной шляпке и с белой сумочкой в руках. Ухоженная, благоухающая духами. Ну просто картинка из журнала «Работница»!
— Да Клава все Лерочкой нашей любуется, — поспешила разъяснить Лиза.
— Красавица, в мать, — подтвердила Клава. — Расцвела. Я говорю — невеста. От женихов, поди, отбою нету.
— Калерия у нас девушка серьезная, — сдержанно возразила Татьяна Ивановна. — В десятый класс идет, на медаль претендует. Какие женихи теперь? А школу окончит — в институт, в медицинский…
— У вас уж все расписано, — прищелкнула языком Клавдия.
— А как же иначе? Сейчас не те времена, чтобы в шестнадцать лет замуж выходить. Слава Богу, не за печкой выросла, — повторила Татьяна Ивановна где-то слышанное выражение. — Единственная дочка у нас.
— Что же ты, Таня, еще-то не родила? — не отставала Клавдия. — А то Лерочка-то улетит, покинет родное гнездо, с кем останетесь?
— Не скоро она улетит, — с улыбкой возразила Татьяна Ивановна. — Ей шесть лет в медицинском учиться. А дети… Петя, конечно, хотел еще ребенка, но… Мы ведь, Клава, не сразу в большой удобной квартире оказались. Пришлось и по гарнизонам помаяться. Сама знаешь, в Германии служили. А там после войны разруха, да и опасно… Какие дети? Самим бы до себя… Генеральские погоны просто так не даются, Клава. Одну вырастили, зато какую!
— Это кому мои погоны покоя не дают? — пророкотал с лестницы Петр Дмитриевич. Заглянул в кухню. — А, три кумушки на завалинке собрались? Лясы поточить?
Клавдия засмущалась, даже со стула поднялась.
— Петя, ты Клаву напугал, — с ласковой улыбкой упрекнула Татьяна Ивановна.
— Какие барышни в Семеновке пугливые!
И он сгреб Клаву вместе с женой и домработницей своими огромными ручищами.
— Поедем, красотки, кататься?
Клава так просто вся покраснела до пят. Лиза только хмыкнула, зная и любя этот кураж в своем хозяине. Татьяна Ивановна сияла. Она особенно ценила такое расположение своего мужа. Так здорово, что в выходной он дома, что его не дергают по телефону из штаба.
Машина уже сверкала у ворот. Только Лерочки не было. Когда она успела убежать, никто не видел. Пришлось ехать без нее. «Победа» неторопливо проплыла по грунтовке меж сосен, выехала на шоссе и весело побежала в сторону Москвы.
Лерочка Подольская стояла, прислонившись к теплому шершавому стволу высокой сосны, и смотрела игру. Точнее сказать, она смотрела на одного из игроков. Она видела только ЕГО, хотя игроков в команде было несколько и все они были в одинаковых синих майках с номерами и черных спортивных трусах.
И все же он выделялся, и Лерочке казалось, что все болельщики, по крайней мере женского пола, смотрят только на него, видят только его и тайно вздыхают о нем. Он был высок и строен. Его темные, почти черные, волосы лежали волной и чуть курчавились. Движения юноши были исполнены врожденной грации — он красиво прыгал, красиво держал мяч, мастерски выполнял подачу. Играл он увлеченно, его красивое лицо то и дело озаряли эмоции — то радость, то досада, то гнев.
И, наблюдая за игрой, Калерия и сама испытывала целую гамму сильных, малосовмещаемых по характеру эмоций.
Сердце ее то начинало учащенно биться, то замирало, то вдруг принималось ныть, увлажняя глаза непрошеными слезами.
Юношу звали Юрой, и само это имя казалось ей необыкновенным, волшебным, солнечным. Ю-ра… Юрий.
Она не хотела думать о том, что таким же именем могут зваться еще сотни мужчин и мальчиков. Казалось, имя создано нарочно для него. Юрием, по ее представлению, может зваться только высокий стройный юноша с яркими синими глазами. Только он и больше никто.
Лера нарочно не села на скамейку, где сидели теперь все болельщики поселка, а встала отдельно, у сосны. Хотела, чтобы и он при случае сразу нашел ее глазами, чтобы он знал — она здесь, с ним, из-за него…
Лера вдруг отчетливо осознала, что она счастлива. До этой минуты она не смогла бы дать точного определения понятию «счастье». В сочинениях по литературе она писала о счастье любить Родину, о счастье быть комсомолкой и жить в первом социалистическом государстве, о счастье отдать жизнь за мир во всем мире…
Когда она писала это, то бывала очень довольна собой, потому что ее сочинение обычно зачитывали в классе и в учительской как лучшее.
Но теперь она вдруг пришла к заключению, что ничего не понимала раньше. Оно — вот оно, сейчас. Оно — только ее и его, больше ничье. И никакого отношения к счастью не имеет Родина, мама, отец… Никто! Оно сиюминутно.
Солнечный день, нагретая кора сосны, запах хвои, пыль волейбольной площадки, выкрики игроков, свисток судьи, и… сквозь все это — он. Юра, Юра, Юра… И никому не видимая ниточка между ней и им.
Игра кончилась. До Леры дошло, что она совсем не следила за счетом.
По тому, как уныло разбредались игроки в красном, она догадалась, что победила команда Юры. Иначе и быть не могло!
Лера взмахнула рукой, впрочем, он вряд ли заметил — игроки обнимались, колотили друг друга по спине, прыгали. Так выражалось ликование по поводу победы. Девчонки сорвались со скамеек и побежали к игрокам, протягивая букетики незатейливых полевых цветов. Лера ощутила моментальный легкий укол ревности, за который тут же себя обругала. Конечно, она не может вот так же, в толпе, бежать к Юре и открыто выражать свой восторг. Теперь между ними тайна. Но разве же она захотела бы поменять тайну на глупое обожание болельщицы? Разумеется, нет.
Игроки не могли разлепиться. Так, большим общим комом, они и двинулись меж сосен в сторону реки. Болельщицы стайкой потянулись следом.
Из репродуктора неслось задорное «Спой нам, ветер, про синие горы…»
Лера отделилась от сосны и невольно всем корпусом подалась в сторону убегающей молодежи. Как же так? Ведь не мог он не заметить ее, забыть про нее? Или он считает излишней их встречу здесь, на людях? Но что в этом особенного?
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 72
