– А почему меня это должно интересовать?
– Я хорошо заплачу.
– А я еще не выставил себя на продажу. У меня есть судно и груз, и они дают мне достаточно средств, тем более что через два дня Синидзиро выйдет в море.
– Не думаю, что это произойдет, капитан.
– Что вы имеете в виду? – Глаза Тальберта сузились.
– Вы слышали о призывах покончить с торговлей опиумом, после того как недавно двух белых юношей нашли мертвыми в притоне Китайского квартала? А так совпало, что вы часто приходите в Сан-Франциско из Китая и других стран Дальнего Востока. Достаточно шепнуть кому надо одно слово – и ваше судно арестуют, а груз будет конфискован.
Да, она сделает все, чтобы добиться его согласия, не остановится даже перед шантажом. Он был самой большой – а может, и единственной – надеждой снасти отца.
– Блеф! – Он сжал руками край чана с такой силой, что побелели суставы пальцев.
– Клянусь, нет. Уже приняты меры, и только я могу дать делу обратный ход. Начальник полиция – давний и близкий друг моего отца.
– Я не замешан в торговле опиумом. Они ничего не найдут на борту.
– И не надо. Просто будет начато следствие, и продлится оно довольно долго, капитан. Потери в вашем бизнесе от задержки с выходом могут оказаться весьма значительными.
– Вы всегда добиваетесь, своей цели таким образом, мисс Маклаури? – спросил он, чуть подавшись вперед. – Если не удается договориться по-хорошему, вы прибегаете к угрозам?
Вода заволновалась и стала переливаться через край, словно напружинившееся тело только и ждало приказа броситься вперед и крепкими пальцами впиться ей в горло.
Сердце Мег екнуло, но сильнее испуга было растущее в душе отчаяние. Все ее планы рушились. От страха потерпеть фиаско ее голос задрожал, когда она сделала еще одну попытку:
– Моему отцу, нужен человек с вашим опытом. Он отказывается признать грозящую ему опасность. Но я-то знаю, насколько ока реальна. На стороне тех людей, что хотят причинить ему вред, тайны Востока. Я не знаю этого мира. Наши способы защититься от врагов в данном случае бесполезны. Мне нужен человек, который мог бы оказаться среди азиатов и не испытывать при этом страха за свою жизнь.
Тальберт внимательно изучал девушку. Мег затаила дыхание.
– Выбросьте это из головы. Я совсем не тот, кто вам нужен.
Он отказывается даже после того, как она умоляла его о помощи! С этого момента, поклялась она себе, никогда и ни перед кем она не выкажет слабости. Ярость огнем зажгла ее кровь.
– Я надеялась, – резко бросила она, – найти человека смелого и не лишенного сострадания.
У него дернулась щека со шрамом.
– Вам надо было как следует подумать, где искать такого человека.
– Черт вас возьми! – Выйдя из себя, Мег бросилась к крану и повернула его до отказа. Потом схватила свой плащ и вылетела вон.
Она услышала, как Тальберт в ярости закричал, и – как она надеялась – от боли. В чане поднялась настоящая буря, когда он выскочил из-под бившей в него струи кипятка. Последнее, что она услышала, были шлепки его босых ног по деревянному полу; она постаралась выбросить из головы, что там происходило у нее за спиной.
Мег понимала, что сейчас сама перечеркнула возможность защитить отца, но – как ни странно – свою сумасбродную выходку вспоминала с удовольствием.
Глава 2
Злая оса садится на край умывальной лохани погасить свою злость и напиться.
Тайги (1709–1771)Джейк Тальберт уселся по-турецки на хорошо отдраенную палубу своего судна и мысленно стал настраиваться на предстоящую тренировку с мечом. Он предвкушал, как физическое изнеможение снимет то напряжение, которое, подобно тугим струнам, натягивает нервы.
Эта девица, которая не умеет держать себя в руках, едва не сварила его заживо!
Он плотно сжал рукоять катаны, своего японского меча. Шелковая лента, перевязывающая крест-накрест рукоятку, идеально прилегала к ладони, так что казалась его собственной кожей. Левой рукой он придерживал ножны, или саю, засунутые за пояс так, что меч в них находился лезвием вверх. Черная лакированная поверхность саи блестела, как темная вода залива. Серп луны в тщетной попытке победить мрак ночи лил свой серебряный свет на суда, заполнявшие гавань.
Джейк еще мгновение оставался неподвижным, подставляя под легкий майский бриз покрасневшую кожу на груди. Если бы так же легко он мог остудить свой гнев! Все два часа с момента, как он вышел из бани и вернулся на Синидзиро, его мышцы буквально сводило, словно ему пришлось выдержать настоящую схватку, а не легкую словесную перепалку.
Он прикусил язык, чтобы не разразиться потоком крепких словечек, которым научился за шестнадцать лет плавания в компании американцев. Воспитанный в японском духе, привыкший скрывать свои чувства, он испытывал сейчас почти непреодолимое желание схватить эту развращенную девицу из высшего общества и встряхнуть ее так, чтобы зуб на зуб не попал.
Меган Маклаури с ее угрозами и наглостью представлялась ему полной противоположностью сдержанным женщинам Востока, которыми он восхищался. Ни одна японка никогда не позволила бы себе оскорблений в адрес самурая.
Усилием воли расслабив мышцы лица, Джейк поправил саю. Ее угол по отношению к телу должен быть точно выдержан, чтобы меч выходил без малейших помех, почти без усилий и мог повергнуть врага одним или двумя ударами.
Джейк легко выхватил меч с грацией, которая пришла к нему после двадцати лет ежедневных тренировок, и тут же сделал рубящее движение – кончик лезвия просвистел низ-ко над палубой. Затем меч описал дугу над его головой, словно он был продолжением руки его владельца – недаром он так долго изучал философию единства меча и разума.
Охватив рукоятку меча обеими руками, Джейк напружинил мышцы ног и резко нанес удар сверху вниз, увеличив его силу движением всего тела. Раздался тихий свист, который подтвердил его уверенность, что удар выполнен безупречно – ни человеческая плоть, ни кости не смогли бы противостоять стремительной стали катаны.
Он положил клинок лезвием вверх на изгиб локтя левой руки. Сложенными большим и указательным пальцами направил острие меча, в зев саи. Любой прием джиу-джитсу заканчивался вкладыванием клинка в ножны. Катана скользнул внутрь с тихим шелестом стали о дерево.
В течение часа снова и снова Джейк тренировал различные движения. Он делал это, самозабвенно отдаваясь процессу, нащупывая тот идеал, к которому ведут только дисциплина и бесконечные повторы сокращений каждого мускула. Но ему не удавалось достичь главной цели джиу-джитсу: совершенства воля.
Мышцы шеи сводило от напряжения и злой самоиронии. Его душа слишком грязна. Значит, ему не добраться до вершины. Но его поражение означало бы смерть – от рук врага в реальной схватке или от демонов вины и стыда, которые готовы были пожрать его.