– Мне очень жаль, Кесси. Так жаль!
Ее тело содрогнулось от глубоких рыданий. Эндрю понимал, что это было неизбежно. Он тоже почувствовал боль. Ему хотелось уйти, остаться одному. Вместо этого он обнял ее крепче.
“Возможно, разделить на двоих утрату было не такой уж плохой идеей”, – подумал Эндрю. Он закрыл глаза и замер, напомнив себе, что должен сдержать обещание.
Глава 2
Эндрю захлопнул дверцу вертолета и перекинул брезентовый рюкзак через плечо. Он чувствовал, что выдохся: не проходило дня без страданий и смерти. Эндрю решил сделать передышку.
Совсем недавно он думал о своей семье, которая в Бостоне готовилась к крестинам его племянников, и о темноглазой подруге Мерфи, горюющей в продуваемом всеми ветрами домишке.
Это было здорово – снова попасть домой. В последние дни чувство тоски не покидало его. Он считал, что выполнил долг по отношению к Кесси Узле, но в то же время сознавал, что это было чем-то большим, чем выполнение обещания другу, что любой другой человек, вероятно, не чувствовал бы того напряжения, с которым ему приходилось бороться каждый раз, как он вспоминал печаль в глазах и дрожь в голосе Кесси, когда она говорила, что пойдет дальше сама. Он понимал ее решительность, потому что сам тоже шел дальше один, без Мерфи.
Его убежденность в необходимости борьбы с мировым голодом была непоколебима, но что-то изменилось в нем со смертью друга. Выполняемое им дело не приносило больше прежнего удовлетворения.
Эндрю правильно сделал, что решил поехать домой. Его семья всегда благотворно действовала на него. И сейчас он надеялся получить эмоциональную поддержку. Эндрю улыбнулся самому себе. Благодарение Богу, ему есть у кого искать понимание. Наблюдая, как люди борются с суровой нуждой, он видел, что сам играет безнадежно малую роль в этой пьесе жизни. Со времени смерти Мерфи он с каждым днем все больше и больше ощущал свою беспомощность.
Просто смешно, как скоро иссяк его оптимизм. Он всегда был уверен в необходимости своего дела. Мерфи разделял это мнение. Без друга и соратника работа для Эндрю потеряла прежнее значение. Он задумался о ее результате, чего никогда не делал раньше.
Эндрю надеялся, что поездка домой поможет ему. Должна помочь. Прочность семьи – непреложная ценность в его жизни.
С рюкзаком через плечо Эндрю прошел через взлетную полосу Логанского международного аэропорта. Он нетерпеливо выискивал в толпе высокую фигуру своего седовласого отца.
– Эндрю, сюда! – вдруг раздался голос брата. Рослый, с каштановыми волосами, он стоял под руку с великолепной блондинкой.
– Эй, Люк, – отозвался Эндрю, пробираясь в их сторону.
Он протянул брату руку и чуть подался вперед, чтобы обменяться братскими похлопываниями по спине.
– Добро пожаловать домой!
– Спасибо. Это здорово – вернуться.
Улыбаясь он обернулся к стройной женщине, стоящей у него за спиной, и радушно воскликнул:
– Эй, шикарная женщина, мой брат хорошо с тобой обращается?
– Пока не жалуюсь, – ответила та.
– Дашь знать, если что-то будет не так. – Эндрю заговорщически подмигнул ей и с улыбкой взглянул на брата: – Я ожидал встретить отца. Где он?
– Помогает Этану закончить работу над лодкой. Они так увлеклись, что не могут оторваться от своего занятия.
– Даже чтобы встретить сына и брата, возвращающегося из тяжелого похода, – заметил Эндрю, повысив голос так, словно хотел, чтобы они его услышали.
– Не только для этого, – смеясь ответила Мэнди. – Мы боимся, что Этан не сможет оторваться даже на крестины близнецов.
– Старший брат никогда не простит ему этого, – высказал предположение Эндрю.
– Вот почему отец так серьезно взялся за дело, – объяснил Люк. – Парусник – дитя Этана. Он построил его сам. Но в конце концов отец убедил его, что никто не узнает о его помощи. Я думаю, он рассудил, что в связи с приближающимися крестинами и твоим возвращением домой, – Люк кивнул брату, – это будет разумное решение.
– Похоже, что так, – согласился Эндрю. – Как Джесс и Брайана справляются с двойняшками?
– Прекрасно, – ответил Люк.
– Мы помогаем, – добавила Мэнди.
Понимая, что это в порядке вещей для его семьи, Эндрю кивнул:
– Ага, пока мужчины строят лодку, женщины ухаживают за детьми.
– Я возражаю, – перебил его Люк.
– Ты тоже занимаешься детьми?
– Да. Наш несговорчивый братишка принял помощь только от отца.
– Конечно, – согласился Эндрю, – Этан всегда должен все делать по-своему.
– Он и работает по особому, собственному методу. Подожди говорить, пока не увидишь его детище.
– Не говори ему, – предостерегла Люка Мэнди. – Разве Джесс не предупредил, что хочет увидеть выражение лица Энди при виде готовой лодки?
– Ты видел проект? – спросил Люк. Эндрю кивнул:
– Я пожелал ему удачи и предостерег, боясь, как бы он не похоронил себя под такелажем. Но он настаивал, что исполнит задуманное, даже если ему придется трудиться восемь часов на верфи для заказчиков и десять часов для себя.
– Иногда он так и делает, – заметила Мэнди. – Мама посылает ему еду на верфь.
– А как у него с женщинами? – спросил Эндрю, неожиданно состроив забавную гримасу.
– Поверишь ли, но у него нет на них времени, – ответил Люк.
Эндрю с сомнением покачал головой:
– Не может быть!
– Вот увидишь его лодку… Она прекрасна. Стоит этой жертвы.
– Где, черт побери, вы припарковались? – спросил Эндрю, неожиданно обнаружив себя окруженным машинами. Он был так поглощен разговором, что не заметил, как они покинули здание аэропорта.
– Иди за нами.
– Гуськом? Как в детстве? – Эндрю обменялся взглядом с Мэнди и спросил: – Как Сара? Мы с ней мало общались. Есть какие-нибудь проблемы, о которых я не знаю?
– Никаких, – заверил его Люк. – У Сары все хорошо. Девочки восхитительны.
– Но малышка везде лезет, и у Сары очень мало времени, – вмешалась Мэнди. – Думаю, что писать письма – не главная ее забота сейчас.
– Она всегда умудрялась поддерживать гармонию…
Люк перебил его:
– Эндрю, дети, которые начинают ходить, всегда тянутся за мелкими предметами. Если ты…
– Ты стал знатоком? Такое впечатление, что у тебя большой опыт воспитания детей. Где Рейчел?
– Постоянно занята! – воскликнула Мэнди. – Если она не на занятиях или в библиотеке, то на добровольных началах обучает грамоте взрослых.
– Вот и машина, – сказал Люк. – Мама ждет тебя к обеду. Ты ведь не остановишься у себя, правда?
