Холод неотапливаемого коридора сочится сквозь тонкую ткань моей сорочки. Я делаю шаг назад. Сердце так колотится в груди, что я боюсь, Элис услышит этот стук даже в Темной комнате.
Я развернулась и, крадучись, пошла обратно по коридору, с трудом сдерживаясь, чтобы не побежать. Заставив себя идти спокойно и медленно, я захожу в свою спальню, запираю за собой дверь и опрометью кидаюсь в тепло и безопасность постели. И долго, долго еще лежу без сна, пытаясь изгнать из памяти образ Элис, залитой мерцающим светом в центре круга, звук ее голоса, что-то нашептывающего кому-то, кого там нет.
* * *
На следующее утро, стоя в потоке струящегося из окна ясного света, я закатываю рукав ночной сорочки. Все выше, выше — пока не показалось запястье. Отметина стала еще темнее, кольцо, что обрамляет ее, — толще и отчетливее.
Но это не просто кольцо — а с каким-то узором.
В ярком свете дня совершенно очевидно, что это за узор — какое-то существо, обвившееся вокруг кольца, — именно из-за него края кажутся не очень отчетливыми. Я провожу пальцем по отметине, ведь она выступает над кожей, как шрам, прослеживаю очертания змеи, обвивающейся вокруг кольца и поглощающей собственный хвост.
Йоргуманд.[1]
Немногие шестнадцатилетние девочки узнали бы его — но я видела этот символ в отцовских книгах по мифологии. Знакомый и пугающий — с чего бы ему появляться у меня на руке?
Может, рассказать тете Вирджинии? Я лишь на долю секунды задумываюсь, но тотчас же отбрасываю эту мысль. Ей и так хватило горя и забот из-за смерти отца. Кроме тетки у нас нет больше никаких родственников, и теперь мы остались целиком на ее попечении. Нет, я не стану лишний раз ее беспокоить.
Я прикусываю нижнюю губу. Невозможно думать о сестре, не вспоминая, как она сидела ночью на полу Темной комнаты. Вот что, спрошу-ка у нее, что она там делала. Учитывая все обстоятельства — вполне логичный вопрос. А потом покажу отметину.
Одевшись, я выхожу в коридор, собираясь немедленно отправиться на поиски Элис. Надо надеяться, она не ушла гулять, как частенько уходила в детстве. Если она сидит на солнышке на своем любимом местечке во внутреннем дворике, отыскать ее будет куда проще, чем обшаривать леса и поля вокруг Берчвуда. Когда я выхожу из своей спальни, взгляд мой скользит по закрытой двери Темной комнаты. Отсюда она выглядит совсем как обычно. Нетрудно вообразить, что отец еще жив и, как всегда, засел в библиотеке, а сестра никогда не сидела на коленях на полу запретной комнаты в таинственном мраке ночи. И все же я знаю — она была там.
Решение приходит само собой, прежде чем я успеваю его осознать. Я быстро прохожу по коридору. Ни на миг не медлю на пороге спальни. Широко распахнув дверь, захожу в Темную комнату.
Все здесь совсем такое, как мне запомнилось. Задернутые занавески не пропускают в комнату дневной свет, ковер снова лежит на прежнем месте поперек деревянного пола. Странная энергия пульсирует в воздухе — словно каждая жилка у меня гудит от непонятной вибрации. Я встряхиваю головой, и звук почти затихает.
Я подхожу к комоду и выдвигаю верхний ящичек. Вообще-то мне нечего удивляться, увидев там мамины вещи, — но я почему-то удивлена. Большую часть жизни мама была для меня лишь смутным образом, воспоминанием. А сейчас отчего-то весь этот тонкий шелк и атлас нижних юбок и чулок вдруг делает ее очень реальной. Внезапно я отчетливо вспоминаю ее — живую женщину из плоти и крови, одевающуюся поутру для нового дня.
Я заставляю себя приподнять стопку белья в поисках чего-нибудь, что бы могло объяснить, зачем отец пришел сюда в день своей смерти: журнал, старое письмо — что угодно. Ничего не найдя, перехожу к другим ящикам, по очереди поднимаю вещи и шарю в глубине полок. Ничего нет. Ничего, кроме бумажной выстилки на дне ящика, да и та давно уже утратила былой аромат.
Легонько опершись на комод, я обвожу взглядом комнату — где тут еще можно что-нибудь спрятать? Подойдя к кровати, опускаюсь на колени, поднимаю свисающее, точно балахон привидения, покрывало и заглядываю под нее. Все пусто и чисто — ни пятнышка грязи. Без сомнения, пыль и паутину вымели совсем недавно, во время прошлой уборки.
Мой взгляд останавливается на ковре. Перед глазами так и стоит образ Элис, сидящей в центре круга. Я знаю, точно знаю, что именно тогда видела, но не могу удержаться и не взглянуть еще раз. Убедиться.
Я шагаю к ковру. Однако стоит мне оказаться около края, как голова начинает гудеть — вибрация застилает взор, заглушает мысли — мне кажется, я вот-вот лишусь чувств. Кончики пальцев немеют, ступни начинает колоть. Постепенно это покалывание распространяется все выше и выше, ноги подкашиваются, я боюсь упасть.
А потом начинается шепот. Тот самый шепот, что слышала я минувшей ночью, — тот, что привел меня в Темную комнату. Однако на этот раз в нем сквозит угроза — он словно бы предостерегает, велит убираться прочь. На лбу выступает холодный пот, я начинаю дрожать. Нет, не дрожать. Трястись! Да так сильно, что аж зубы стучат. Я безвольно опускаюсь на пол перед ковром. Еле слышный голосок самосохранения взывает ко мне, умоляет уйти, уйти и забыть Темную комнату раз и навсегда.
Но я должна увидеть все своими глазами. Должна.
Трясущимися руками я тянусь к краю ковра. Шепот становится громче, многоголосый гул в голове сменяется громким криком. Я заставляю себя не останавливаться и хватаюсь за уголок ковра, хотя непослушные пальцы с трудом сжимаются на гладком плетении.
Я тяну краешек на себя — шепот обрывается.
Круг там — совсем как минувшей ночью. И хотя шепот умолк, тело мое реагирует на этот круг лишь сильнее и резче. Кажется, меня вот-вот вырвет. Теперь, без покрова темноты, я различаю, что царапины на деревянном полу совсем свежие. Это не наследие времен, когда в Темной комнате жила моя мать, а куда более позднее добавление.
Снова натягиваю ковер на крут, поднимаюсь на трясущихся ногах. Нет, я не дам этому кругу выгнать меня из комнаты. Из комнаты моей матери. Сделав над собой усилие, я направляюсь к платяному шкафу, как и собиралась изначально, — однако ковер приходится обойти крутом: ноги просто не идут, не несут меня к нему.
Рывком распахнув дверцы шкафа, я наскоро обыскиваю его, прекрасно сознавая, что ищу не так тщательно, как следовало бы, — и что мне уже все равно. Что я и в самом деле должна уйти отсюда.
Да и как бы там ни было, в шкафу ничего интересного не обнаруживается. Старые платья, плащ, четыре корсета. Какие бы причины ни привели отца сюда, в эту комнату, они столь же необъяснимы, как причины присутствия тут Элис минувшей ночью — да и причины, что сейчас притянули сюда меня саму.
Снова обхожу ковер и иду к двери — очень быстро, только что не срываясь на бег. Чем большее расстояние отделяет меня от ковра, тем лучше я себя чувствую, хотя все равно не совсем хорошо.
