— Здр-здавствуй, Сара, — несмотря на дрожь в коленях, Герберт сумел изящно поклониться, — Знаешь, мы приехали совсем недавно…и… ну в общем… А что, в Париже все женщины так одеваются?
Сара мелодично расхохоталась.
— Я так и знала, что ты заметишь! Нет, конечно. Парижанки, так же как их сестры по всему миру, все еще прибывают в пантолонно-юбочном рабстве! Если бы только знал, как долго нужно возиться со всякими там завязками на турнюре. Пару часов в день, не меньше.
Герберт подумал, что мог бы обойтись и без этих знаний.
— А сколько времени у тебя уходит, чтобы довести сапоги до блеска? — поинтересовался проницательный вампир.
— Не важно сколько! — вспыхнула девушка. — Чего не сделаешь ради прогресса. Кроме того, мой костюм подчеркивают всю мужественность профессии ламиеолога.
Когда виконт вопросительно погладил свою жилетку в районе груди, Сара добавила:
— А это символизирует мое женское начало. Ну да что мы с тобой обсуждаем одежду, словно две белошвейки. Лучше скажи — тебе тоже прислали приглашение, да? Вот здорово! Только я твоего выступления не видела в программе, — Герберт только теперь заметил в ее руках папку с листами бумаги, которые она принялась быстро листать, — Нет, не вижу. Тебя что, пригласили для…ммм… практикума?
На ее блузке нехорошим блеском сверкнул значок в форме головки чеснока. Оставалось лишь надеяться, что он был из стали. Хотя вряд ли, конечно.
Внезапно Герберт начал замечать и другие детали, которым прежде не придавал значения. Например, что стену возле двери украшает огромное зеркало и, более того, он сам стоит прямо напротив. А так же то, что по коридору то и дело снуют господа академической внешности, а лацканы их сюртуков украшают точно такие же значки. И наконец то, что было написано на папке в руках у Сары…
Земля ушла у него из-под ног.
— Вэтом отеле и правда проходит, — вампир сглотнул, — Международный Конгресс Ламиеологов?
— Ах, Герби, не притворяйся глупее, чем ты есть на самом деле! — недовольно нахмурилась девушка, — Как будто ничего не слышал? Конференция в Венеции была головокружительным успехом. Даже гондольеры выбросили шесты и теперь гребут исключительно с помощью осиновых кольев. А продажи чеснока утроились — это в Италии-то, где и так чеснок только что в шоколад не добавляют! Поэтому было решено устроить следующий конгресс в Париже, столице всяческого прогресса. Только здесь скучища страшная. Представь, я прочитала свой доклад «Чеснок как консолидирующий фактор в сельских сообществах Трансильвании» и ни одного вопроса! Хотя нет, кто-то нашатырь попросил, но это не в счет.
— А Профессор тоже здесь? — осведомился вампир. Интересно, он все еще носит с собой тот зонт со свинцовым набалдашником?
— К сожалению, мужу пришлось задержаться в Кеннигсберге — у него важный разговор о переиздании «Летучей Мыши», так что наш университет представляю я, — Сара горделиво поправила значок.
Шок за шоком. Виконт даже задумался, чему удивляться в первую очередь.
— Книгу Профессора переиздают? — наконец спросил он.
— Ну конечно. Правда, мне пришлось внести кое-какие коррективы. Видишь ли, первая строка книги должна цеплять читателя как… как багор. Поэтому стоило только заменить вступление с «В Трансильвании обитают следующие виды летучих мышей» на «Сладострастная ночь шелковым покровом опустилась на трансильванские холмы,» как дела пошли на лад. От издателей отбиваться приходится. Разумеется, половину прибыли мы пожертвуем Международному Ламиеологическому Обществу. Доктор Сьюард так обрадуется…
Ни с того ни с сего ламиеологесса посмотрела мимо Герберта. Ее лицо вдруг исказила гримаса ужаса, в точности такая же, что только что украшала сиятельный лик виконта. Вампир не знал, что именно в данный момент находится за его спиной, но если оно так напугало Сару, это что-то сверхзловещее. Он решил не оборачиваться как можно дольше.
На плечо Герберта легла рука. Он чуть скосил глаза и увидел черные когти.
* * *
… Коридор заполняла густая тьма. С потолка то и дело срывались капли, которые могли запросто потушить факел. Но ему не нужен ни факел, ни фонарь. Подземелья Парижской Оперы были его владениями, где он помнил каждый закоулок, каждый выщербленный булыжник. Даже если зажмуриться и покрутиться на месте раз сто, он все равно поймет, в каком направлении нужно идти. Тем более, что сюда уже долетали нестройные звуки оркестра, готовящегося к первым аккордам. Он улыбнулся под черной бархатной маской, почти полностью закрывавшей лицо. Сегодня будет славный вечер.
Славный потому, что директора Оперы, которые прежде шли напролом с энтузиазмом новичков, наконец вняли гласу рассудка. Происшествие с упавшей люстрой подействовало на них, как ведро рассола вкупе с ледяным душем и чашечкой кофе по-турецки — иными словами, очень отрезвляюще. Хотя уборщицы и трудились над залом в три смены, но даже теперь стекло под ногами нет-нет да и похрустывало. А это здорово будоражит память.
Коридор закончился тупиком, но высокий господин в маске и черном фраке рассеяно пошарил рукой по стене. В результате этих манипуляций пол заскрипел и словно зевнул — распахнулся люк, в который и спустился мастер ловушек. Еще парочка извилистых коридоров и он достигнет полую колонну. Через нее можно проникнуть в ложу номер пять, где сегодня он намеревается внимать творению Гуно. Поумневшие директора отдали ему ложу в вечное пользование, как он и просил в самом начале. Не то чтобы мсье Ришар и Моншармен остались в большом убытке — билеты в ложи с видом на ложу номер пять продавались в два раза дороже. Обладатели этих билетов лорнировали инфернальную ложу, ожидая, что с минуты на минуты из-за красных занавесок выйдет кто-нибудь поинтереснее Мефистофеля с трезубцем. А именно — Призрак Оперы, злой гений здешних мест, который время от времени заливался демоническим хохотом или отпускал ехидные комментарии по поводу игры второго тромбониста. Но Призрак, конечно, никогда не появлялся. Много чести! Следить за представлением можно из колонны.
Устроившись поудобней, Призрак первым делом оглядел зрительный зал. Глупо даже надеяться, что он увидит ее сейчас — представление еще не началось, она наверняка ужасно занята. По крайней мере, он понимал это умом, но сердце, как обычно, устроило забастовку и начало биться с перебоями, вот прямо таки назло. Ну конечно она не появится! Ожидать ее так же продуктивно, как ребенку из сиротского приюта заглядывать в башмак рождественским утром. Даже если бы в нем лежал кусок угля, то все равно полезная штука, на растопку сгодится. Но там всегда пусто.
Дожив до таких лет, пора распрощаться с идиотскими надеждами. Счастье и… и то что скрывается под его маской — понятия взаимоисключающие. Потому что ни одна женщина никогда…
Призрак Оперы мысленно одернул себя. Затем плюнул через плечо, постучал по дереву, перекрестился и прочел «Отце наш». Господи, только бы не накаркать!
…Потому что ОНА никогда не воспримет его как потенциального кандидата в мужья. Ни-ког-да. У этой особы слишком много здравого смысла. Так Призрак Оперы и останется для нее волшебным покровителем, вроде феи-крестной. А фей-крестных просят превратить тыкву в карету, но вряд ли приглашают на чашечку чая и тыквенный пирог.
