Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
— Папочка, МЫ тебе из аэропорта позвоним! — пылко пообещала Полина отцу.
— Михаил Петрович, не волнуйтесь за нас! — крикнул Артем, нажал на газ, и его юркий внедорожник Судзуки сорвался с места на свободу, в большую, абсолютно взрослую супружескую жизнь.
Вскоре огни иллюминации, столы под тентами, джаз на лужайке остались далеко позади. Ночь окутала дорогу. Здесь не было фонарей, а звезды скрыли затянувшие небо облака.
— Точно, ливень будет, — сказал Артем, — Гроза с юга идет. От наших-то еле отвязались, а? Полиныч, ну что ты все в окно да в окно? Я ведь не там, я здесь… Регистрация у нас на рейс во сколько, с пяти?
— Да, — Полина расправила на коленях складки подвенечного платья, думая о том, где удобнее его снять — здесь, на ночной дороге, или в туалете аэропорта?
— Ну! А сейчас только два часа. Доберемся до Москвы тоже за два, остается еще уйма времени.
— Для чего? — спросила Полина.
Артем засмеялся, резко нажал на тормоз, обнял ее, притянув к себе, целуя ее волосы, шею, губы.
— Я до Испании вашей не дотерплю, умру, — шептал он ей на ухо. — Съедем с дороги, а?
Он лихорадочно крутил руль. Старенький Судзуки, как лягушенция, прыгал по кочкам и колдобинам пыльного проселка — развернулся, рыча мотором, и начал углубляться от шоссе в поля. Полине, оглянувшейся назад, померещилось, что вдалеке тускло сверкнули фары чьей-то машины. Но дорога вильнула вбок, и стена высокой ржи заслонила все, кроме темного небесного купола над головой.
— Я всегда хотел, чтобы у нас с тобой первый раз было вот так, — жарко шептал Артем. — Не где-то на хате съемной, не в гостинице, не дома, а вот так, круто, когда кругом только голый космос, Вселенная и мы вдвоем…
Он дернул рычаг, опуская сиденье. Полина молчала. Это должно было случиться, раз он стал ее мужем. Так не все ли равно, когда это произойдет — сейчас в поле среди ветра, мрака и ржи или в аккуратном номере чужого отеля? Артем опустил стекла — ночь окутала их прохладой и тишиной, словно сотканной из миллиона таинственных шорохов и звуков. Полина слышала стрекот цикад, шелест листвы. Она чувствовала, как ночь И тишина обволакивают их, как нежная крепкая паутина, соединяя, сплетая…
Артем, путаясь в застежках, уже освобождал ее от подвенечного платья. Он сбросил пиджак. Расстегнул рывком рубашку, и она сейчас была похожа на белый парус или флаг… Полина протянула руки и медленно высвободила из-под этого паруса торс мужа. Артем был худощавый, тело его было по-мальчишески угловатым и хрупким. Артем приник губами к ее губам. Полина обняла его и…
— Что это? — она вздрогнула. — Ты слышал? Ты это слышал? — Она напряженно вглядывалась в темноту, окружавшую их машину.
— Здесь никого нет. Все спят, мы одни; — Артем пытался удержать ее. — Это, наверное, ветер или, может, птица… Ты сама мне говорила, что на старой колокольне гнездятся совы. Мы одни, никого, кроме нас, на свете нет… И я тебя люблю…
Полина почувствовала, что не может более сдерживать его и сдерживаться сама. Зачем сопротивляться, терзаться, жалеть. Она уже вышла замуж, мечта сбылась. Артем ее муж. Так вышло. Наверное, это судьба. Тело Артема оказалось, несмотря на всю его худощавость, тяжелым. Он так старался, так ласкал ее, но глаза Полины не видели ничего, кроме темноты. И вдруг… Все произошло в какое-то мгновение — раздался оглушительный грохот, скрежет металла и звон разбитого вдребезги лобового стекла, по которому что-то ударило мощно и страшно. Сверкнула молния, и совсем близко, почти над самой головой Полины, ахнул раскат грома. И в его грохоте потонул дикий животный вопль боли. Полина с ужасом поняла, что это кричит Артем, и одновременно почувствовала, как что-то горячее и липкое заливает ей голую грудь и лицо. Артема могучим рывком сорвало с нее и выбросило вон из машины. Он истошно кричал. И вдруг его крик оборвался. Полина сжалась в комок, боясь пошевелиться. Сама мысль о том, чтобы приподняться и посмотреть, что там происходит с Артемом в этой непроницаемой тьме, была нестерпима, невозможна, ужасна. Первые капли дождя гулко забарабанили по крыше машины, заливая через выбитое лобовое стекло салон: Полина не могла даже кричать, звать на помощь — горло ее точно натуго захлестнула петля. А потом она услышала, как к шуму дождя примешиваются какие-то странные звуки — и они приближались. Мрак сгустился, принимая очертания еще более темной, плотной, осязаемой тени. Что-то через выбитое лобовое стекло заглянуло в салон, и Полина; дико вскрикнув от ужаса, потеряла сознание.
Глава 2СОН
Сильный порыв ветра поднял красные лепестки, закружил, завертел, и в руках у Кати осталась маковая лысая головка; Когда вы обрываете лепестки мака; ваши пальцы становятся липкими от его млечного сока. А маков кругом видимо-невидимо… То там, то тут среди высоких желтых колосьев мелькнет алое пятно — красное на желтом до самого горизонта.
Катя наклоняется и срывает новый цветок. Она ходит по полю и собирает маки. Она видит себя словно со стороны — так отчетливо, ясно. Видит и свою тень — она движется по земле, то увеличиваясь, то уменьшаясь, и внезапно соприкасается с чужой тенью.
Катя стремительно оборачивается, и… никого рядом. Только ветер кружит маковые лепестки, превращаясь в маленький тугой смерч. Катя смотрит себе под ноги — вот ее тень. А вот, совсем рядом, чья-то другая. И эта чужая тень, извиваясь, стелясь по земле, медленно подползает и вдруг резким рывком выбрасывает вперед цепкую хищную руку со скрюченными пальцами и…
Сердце Кати вот-вот выскочит из груди. Она бежит, не разбирая дороги, не глядя под ноги, бежит сломя голову из последних сил. Ноги путаются в желтых сухих стеблях, что-то больно бьет по лицу — резкий колючий ветер или тугие колосья. Задыхаясь, Катя останавливается. Кругом царит мертвая тишина. Катя оглядывается: стена желтых спутанных стеблей окружает ее со всех сторон. Ничего не видно, кроме клочка белесого знойного неба над головой. Вдруг тишину нарушает шорох, словно кто-то невидимый, но близкий медленно и упорно прокладывает себе в этих зарослях дорогу, преследуя, не отставая ни на шаг.
Катя видит, как колышутся сухие метелки травы. Что-то движется к ней оттуда, из зарослей. Она пятится, спотыкается, вскрикивает, падает и… просыпается.
В комнате серый утренний сумрак. Подушка съехала, простыня сбилась. А рядом (слава богу!) само воплощение критического материализма — муж Вадим Кравченко, чаще именуемый на домашнем жаргоне «драгоценным В.А.» — полуразбуженный, полусонный.
— Шер ами? Это опять вы? — Он приподнимает с подушки взлохмаченную голову. — А сколько… сколько же сейчас времени?
Катя не отвечает: сон все еще не отпускает ее. Сердце колотится.
— Полседьмого?! Ах да, — Кравченко смотрит на часы, зевает. — Ох, маманя моя, вставать пора, опять на работу… Кать, да что с тобой?
— Сон приснился, — Катя отворачивается, прячась в подушку, как в норку, — мерзкий.
— Про что? — осведомляется Кравченко. — Если про покойников, то уже в руку, к перемене погоды. Ночью такая грозища была. Я в четыре вставал, балкон закрывал, чтобы нас не залило.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
