Приглядевшись, он заметил, что за стеклами здания нет ни души. Оно разом вымерло, эдакая стеклянная банка без содержимого. Лишь в глубине зала за запотевшим окном промелькнул силуэт человека с собакой на поводке.
Подобно сотням людей вокруг, Балашов понял, что за вещами, находившимися в камере хранения, ему не попасть. Через громкоговорители уже звучали сообщения: электрички уйдут во все концы точно по расписанию, поезда дальнего следования задерживаются на неопределенный срок по «техническим причинам».
Оставалось два варианта: либо уехать во Владимир так, без билета и потом вернуться за вещами или, набравшись терпения, переждать, чтобы лишний раз не ехать в суматошную беспокойную Москву.
Восприняв информацию, он перекинулся парой фраз с ближайшим соседом по несчастью разговорчивым подполковником-танкистом, уже успевшим, как он заметил, принять дозу для поднятия духа.
— Все, товарищ, зависит не от нас с вами, — словоохотливо объяснял танкист. — По собственному опыту знаю, что вокзал могут открыть и через сорок минут, и через пару часов, а то и захлопнут на сутки. Я из Карелии в Адлер к семье на отдых еду, и опять, словно в Чечню попал. Мать этих террористов ети.
Последних слов подполковника Балашов не расслышал. Толпа рядом сжалась и вновь ожила, пропустив сквозь себя ладный зеленоватый броневичок с вращающейся антенной. Подобно кулаку в боксерской перчатке, попавшему в цель, броневичок бодро рванул прямо в здание вокзала.
— Техника, — восхищенно выдохнул кто-то рядом. — Прямо в пекло полез, если и рванет, то ему нипочем…
Сквозь решетчатую ограду Балашов разглядел в ближайшем тупике огни приближающегося электропоезда. «Вот и электричку на Владимир подали, — прикинул он. — Ехать или остаться? Вот в чем вопрос…», — рука машинально полезла в куртку за спасительной сигаретой.
— Доктор Балашов? — негромко прозвучал рядом чей-то голос. — Похоже, это действительно вы. Я не мог обознаться.
Вздрогнув от неожиданности и оглянувшись, он увидел высокого атлетически сложенного мужчину в светлой, хорошей кожи замшевой куртке с небольшим дипломатом в руке. Пока Балашов лихорадочно вспоминал, где он мог видеть этого человека, незнакомец прояснил ситуацию:
— Я, Игорь Михайлович, из Чувашии. Вы ведь там когда-то в Шумерле на скорой работали.
Согласно кивнув головой, Балашов снял очки. Близоруко сощурившись, он пристально взглянул на загорелое волевое лицо с бледнокоричневым рубцом, пересекавшим лоб и терявшимся в складках левой щеки.
— Неужели Леонтьев? — произнес он в раздумье.
— Вот и вспомнили, — облегченно выдохнул атлет. — А я думал, не узнаете. И куда путь держите, Игорь Михайлович?
— Домой во Владимир. Вот уже и электричку подали, остается каких-нибудь пятнадцать минут.
— А вы не очень торопитесь? Надо бы нашу встречу как-то отметить. К тому же обстановка располагает: вещи в камере хранения, а мне только в полночь с Казанского уезжать.
— Давайте, — вдруг неожиданно для себя согласился Балашов. — Поеду последним электропоездом, ведь столько лет с той ночи утекло.
— Да, не будь вас тогда, — Леонтьев заметил сигареты в руках Балашова. — Вы пока перекурите, Игорь Михайлович, а я за приятелем мигом обернусь. Мы у входа на Кольцевую встретиться должны.
Проследив за фигурой Леонтьева, скрывшейся в толпе, Балашов затянулся «Союз-Аполлоном» и, вглядываясь в огни удаляющегося электропоезда, мыслями ушел в прошлое.
…Той морозной январской ночью Балашов дежурил на скорой. Около двух часов его поднял тревожный звонок. Предстоял выезд в дальний, за 25 километров от Шумерли поселок. Там, при разгрузке платформы с битумом неожиданно сломалась задвижка-замок, и разом излившаяся масса, под тонну весом, придавила к земле бригадира грузчиков Андрея Леонтьева. Пока четверо парней буквально откапывали бригадира, пятый, пробежав до ближайшего телефона около двух километров, дозвонился на скорую.
Приехав на место трагедии, в ярком свете фонаря электровоза Балашов увидел лежащего, на оторванной от настила доске, высокого молодого парня. Грудь его шумно вздымалась, полуоткрытый рот хрипло втягивал воздух, на лбу, несмотря на мороз, бисеринками появлялись, тут же застывая, капли пота.
«Болевой травматический шок и внутреннее кровотечение, — про себя прикинул врач. — Тут наверняка весь набор лекарств в лошадиных дозах нужен. Надо поскорее везти, парень без сознания, зрачки едва реагируют на свет. Стало быть, счет пошел на минуты. И еще довезем ли?»
Не расстегивая грязной с комьями гудрона телогрейки, Балашов решительным движением рассек скальпелем рукав, свитер и белье, добравшись до тепловатой кожи. Опустившись на колени, он ввел бригадиру тройную дозу морфия, сердечно-сосудистые и легочные препараты.
Игорь Михайлович припомнил, что уже в машине травмированный очнулся, видно лекарства все-таки подействовали, на какое-то время пришел в себя. Он попросил воды и, поскольку таковой не, оказалось, довольствовался талым снегом. После этого бригадир отяжелел, что-то забормотал и глухо выматерился.
— Доктор, вся грудь, бля, огнем горит, — пожаловался он. — Нет, ли чего выпить? Помоги, других лекарств не надо. Огонь огнем тоже гасят.
Балашов достал флакон со спиртом для инъекций, прикинул содержимое на глаз, грамм эдак 50, не больше. Это, что слону дробина… И тут он вспомнил о портативном стерилизаторе для игл, доверху наполненном 96-градусным спиртом.
«Там наверняка все 150 будет, — обрадовался он. — И если слить все вместе, стакан наберется». Так дробно, небольшими порциями, дрожа над каждой каплей, он влил в воспаленный жадный рот Леонтьева весь имевшийся в наличии спирт. Оставшаяся дорога показалась ему длинной и бесконечной. Довезя бригадира до больницы живым, Балашов сдал его дежурным хирургам, уже готовым к операции… А еще через неделю, на врачебной конференции все услышали лестные слова, сказанные в его адрес заведующим хирургическим отделением многоопытным Петром Евгеньевичем:
— В сложной ситуации, коллеги, доктор Балашов не растерялся, с максимальной пользой использовал имевшийся у него и, оказавшийся спасительным, спирт. Тем самым в значительной мере облегчил шоковое состояние больного. Представьте, у этого Леонтьева оказались сломанными 22 ребра из 24, причем имелись двойные переломы. Как он выжил, для меня и теперь остается загадкой. Правда, парень оказался с поистине богатырским здоровьем, еще молодой, ему на днях ровно тридцать и стукнет…
После той памятной ночи Игорь Михайлович видел Андрея Леонтьева еще пару раз. Месяц спустя, когда он выписывался из больницы да следующим летом на футболе. А еще через год, пройдя специализацию по кардиологии, Балашов вместе с семьей покинул провинциальную Шумерлю, переехав во Владимир.
Ресторан «Черная пантера», в который Леонтьев пригласил Игоря Михайловича, находился на Садовом кольце, неподалеку от Курского вокзала. Свободных мест в двух просторных залах почти не было. Из разговоров Балашов понял, что не только они, но и многие решили таким образом — в тепле застолья скоротать время. Рядом уже слышались тосты, шутки и анекдоты, женский смех, официанты сбивались с ног, обслуживая разом нагрянувших посетителей.
