Мария Ильинична замолчала. Полина чувствовала на себе ее взгляд. Женщина ждала от нее ответа, а она так и не знала, что ей сказать.
— Как он выглядел? — наконец спросила Полина, раздражаясь и на Марию Ильиничну, и на себя, и почему-то на Виктора.
— О, у Федора колоритная внешность! — По голосу Марии Ильиничны Полина поняла, что она улыбается. — Невысокого роста, довольно полный, густые черные волосы, борода, выразительные, большие, всегда печальные глаза. Он очень хорошим был человеком, но очень несчастным. Не представляю, кому понадобилось его убивать!.. — Мария Ильинична осеклась и испуганно замолчала. — Так вы его видели?
— Думаю, да. — Сомнений, что сегодня утром она видела именно его, у Полины почти не осталось — описание совершенно совпадало.
— Федор назвал имя убийцы?
— Нет, не назвал.
— Ах, ну тогда… — В голосе Марии Ильиничны послышалось такое разочарование, такая тоска, что Полине стало ее очень жалко, и раздражение совершенно прошло.
— Федор, а я почти уверена, что это был он, не назвал имени человека, который в него выстрелил. Но сказал, что тот, кого обвинят, — не убийца. Наверное, он имел в виду вашего мужа.
— О, я в этом уверена! — Ее голос снова ожил. — Да я и не сомневалась сначала, это следователь меня сбил, уликами придавил. Вы не представляете, что мне сегодня довелось пережить! Мне позвонили из школы, утром. Я мыла окно. Подумала, что это какая-то шутка. Выстрелил из пистолета в своем кабинете. Дикость какая-то! Откуда, скажите, у него пистолет? И потом, Федор был ему почти как родной, он знал его с детства, всегда помогал, немного опекал даже. И вдруг убил? За что? Почему? Как такое вообще возможно? А в полиции говорят, что все улики против него.
— А что говорит сам Владимир Тимофеевич? — спросила Полина и подумала: почему ей с самого начала не пришло в голову об этом спросить.
— Ничего, — Мария Ильинична тяжело вздохнула. — Молчит. Да у него шок, поймите! Знаете, я думаю, вот как все произошло, — опять оживилась Мария Ильинична. — Владимир Тимофеевич утром вошел в свой кабинет и увидел убитого Федора. У него случился нервный срыв, неосознанным движением он поднял пистолет, который был на полу возле тела, положил его на стол и вышел из кабинета. Отсюда и улики. А убийца был в перчатках и потому своих отпечатков не оставил.
— Да, скорее всего, так и было, — согласилась Полина.
Версия Марии Ильиничны звучала вполне убедительно. А впрочем, эта версия лежала на поверхности, любой бы до нее додумался. Кроме полиции, конечно, — в случае если им никакая версия невиновности Хавронина и не требовалась. Не трудно просчитать действия человека, оказавшегося в такой ситуации. Очевидно, просчитал их и убийца, он понимал, что Хавронин почти наверняка поступит именно так и оставит улики. Все логично, все просто. И все же… Некоторые моменты в эту логику и простоту не вписываются. И прежде всего — место действия. Не так-то просто незамеченным пробраться в школу, проникнуть в кабинет директора, выгадать момент, когда его там не будет, а жертва, напротив, окажется в полном распоряжении убийцы, выстрелить, причем трижды, с довольно значительными интервалами, скрыться с места преступления… К чему устраивать все эти сложности? Почему было не выбрать другое место? Например, убить Ривилиса в его квартире, или в подъезде, или на улице. Потому, вероятно, что главной целью этого преступления было подставить Хавронина. А Ривилис, возможно, случайная жертва… Нет, и тут не сходится. Ривилис знал, что подставят Хавронина — обвинят в убийстве. Почему же он его не предупредил? Или узнал об этом накануне и не успел? Пришел к нему в кабинет, чтобы поговорить, а тут-то его и убили? Но как убийца смог все так точно рассчитать, до минуты, до секунды? Проникнуть в кабинет именно в тот момент, когда директор вышел, а Ривилис, наоборот, вошел? Следил за тем и другим? Следил и при этом остался незамеченным? Посторонний человек не мог всего этого проделать, на него бы сразу обратили внимание, тем более что школа была почти пустой. Значит, убийца — кто-то из своих.
— Жаль, что мы теперь не узнаем, зачем Федор заходил в кабинет к Владимиру Тимофеевичу, — сказала Полина, не заметив, что размышляет вслух.
— Это-то как раз известно, — со вздохом сказала Мария Ильинична. — Каждый понедельник утром, в восемь пятнадцать Федор проводил полную диагностику его компьютера.
— Каждый понедельник? А зачем?
— О, Федор был очень ответственным человеком, у него был график диагностики школьных компьютеров — раз в неделю проверялся каждый. А понедельник был «директорским» днем. В восемь пятнадцать Федор приходил в кабинет к Володе… к Владимиру Тимофеевичу и ставил его компьютер на проверку.
— Ровно в восемь пятнадцать? — уточнила Полина. — Всегда именно в это время?
— Конечно. В отношении работы Федор был настоящим педантом.
— А кто об этом знал?
— Все, наверное, весь наш коллектив.
— В восемь пятнадцать Ривилис заходит в кабинет, — продолжала размышлять вслух Полина, — а в восемь семнадцать его убивают. Убийца либо вошел следом за ним, либо уже ждал в кабинете, зная, что в ближайшие пять минут Владимир Тимофеевич там не появится. Кстати, во сколько он обычно приходит на работу?
— В восемь. Владимир Тимофеевич тоже очень точный человек и никогда не опаздывает.
— Интересно, зачем он мог выйти из своего кабинета, если только пришел на работу?
— Не знаю.
— Все так точно сработано, прямо тютелька в тютельку. Минутой раньше или позже — и ничего бы не вышло. Убийце либо очень благоприятствовали обстоятельства, либо он до нюанса знал распорядок дня и привычки Федора и Владимира Тимофеевича. Пришел, трижды выстрелил, вышел… Просто удивительно! — Полина немного помолчала. — Ладно, попробуем зайти с другого конца. У Владимира Тимофеевича были враги? Простите за такой стандартный вопрос.
— Нет, врагов у него не было, — уверенно проговорила Мария Ильинична. — Я все утро думала об этом, перебирала всех его знакомых — не было среди них никого, кто мог бы пожелать ему зла.
— А у Федора враги были?
— У Федора? Ну, какие же у него враги! Он был таким мягким, таким добрым, таким хорошим человеком. Беззащитным, наивным во многом, неустроенным каким-то. В квартире у него был жуткий беспорядок. По тому, как он жил, трудно было предположить, что Федор может быть таким дисциплинированным работником. Но к нему все хорошо относились, а дети его просто обожали, хоть и немного подсмеивались. Но не зло, нет, не зло. Любимый учитель! Он ведь и сам был как ребенок. — Мария Ильинична грустно рассмеялась. — Большой ребенок, тридцати шести лет. Нет, у Федора не было и не могло быть никаких врагов.
— А с женщинами как у него складывались отношения? — продолжала Полина вынужденный допрос.
— Никак не складывались, если вы имеете в виду его личную жизнь. Давно, много лет назад, Федор пережил страшную трагедию. Он любил одну женщину, а она… — Мария Ильинична вздохнула. — С тех пор никаких женщин в его жизни не было. Федор страшно переживал, для него это стало концом всего. Личная жизнь у Федора так и не сложилась.
