Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76
— Я имею в виду то, что едва не сверзился вниз. Случись это, я бы наверняка раскроил череп и вас, не дай боже, обвинили бы в том, что вы меня ухандокали! Как хорошо, что я разведен, а дети большие и за границей! Убивать меня повода ни у кого нет!
Тем временем они подошли к двери одного из гостиничных номеров — в отличие от прочих дверь была отчего-то измазана красной краской и виднелись остроконечные готические цифры: «184».
Прасагов наклонился, принюхался и сказал:
— Кажется, не краска, а кровь! Ну, не закатывай глаза, Алина! Не человеческая, хотя гарантировать стопроцентно не могу. Думаю, кошачья, собачья или голубиная. Это же номер сто восемьдесят четыре!
Олигарх толкнул дверь, и та со скрипом распахнулась. Они прошли в большое помещение, которое представляло собой некое подобие храма — но храма, в котором, судя по всему, служили черные мессы.
Там и сям понатыканы огарки оплавившихся свечей, в основном черных, на полу, стенах и даже потолке начертаны разнообразные каббалистические знаки, а на чудом сохранившейся облицовке одной из колонн красовалось изображение злобной козлиной морды, заключенной в чародейскую звезду.
— Вот она, комната «Петрополиса», в которой живет ужас! — заявил Прасагов и простер к потолку руки. — Номер сто восемьдесят четыре, о котором так много пишут на дурацких форумах и время от времени в не менее дурацких газетках. Номер, в котором, если верить этим источникам, нашли с десяток выпотрошенных трупов и в котором исчезло не менее двух десятков постояльцев! Ибо в этом номере открывается портал в ад! Сложите цифры, из которого состоит число этой гостиничной комнаты: один плюс восемь и плюс четыре. Сложили? Что получили? Ну конечно же, тринадцать! Число дьявола!
Он хохотнул, опустил руки и будничным тоном произнес:
— Что ж, в «Петрополисе» на протяжении всего периода его работы в качестве гостиницы время от времени имели место таинственные случаи, в том числе и весьма кровавые, со смертельным исходом. Существуют разные теории, объясняющие природу этих инцидентов, до конца так и не расследованных. Поэтому неудивительно, что после того, как «Петрополис» закрылся на бессрочный ремонт, этот дьявольский номер облюбовали сатанисты, любители пощекотать нервы и, судя по валяющимся в углу шприцам и использованным презервативам, наркоманы и поклонники секса в антисанитарных условиях. Теперь, после того, как отель куплен мной, все эти безобразия прекратились. Но я даже отчасти понимаю этих фанатов экстрима и адептов темных сил. О, я сам ничему такому не поклоняюсь, ибо, как уже отметил, ни во что такое не верю. Но забавно думать, что эти личности занимались здесь, прошу прощения за формулировку, черт знает чем, не ведая, что здесь ни черта нет! Ни черта, ни дьявола, ни портала в ад, рай или иное измерение. И не потому, что я изначально отметаю возможность существования чего-то подобного, а потому как эта комната, хоть на двери и даже во всех планах и написано, носит номер сто восемьдесят четыре, таковой она не является!
Прасагов поманил спутников в коридор, провел по нему и завел в комнату, расположенную с другой стороны от лестницы. Здесь, как и во всем отеле, царило запустение, однако не было видно ни оплавленных свечей, ни пентаграмм, ни жутких козлиных морд.
— Это номер сто девяносто один. Причем таковым он идет во всей документации. Но на самом деле это и есть реальный номер сто восемьдесят четыре. Таковым он стал после любопытных событий здесь в тысяча девятьсот сороковом году, когда было принято решение изменить нумерацию комнат…
У Алины снова зазвонил телефон, и она, заявив, что «финны все же объявились», выскочила из комнаты.
— Я ведь обещал вам поведать занимательную историю, не так ли? — продолжил Прасагов. — И познакомить вас с моей собственной теорией относительно природы всех необъяснимых событий в «Петрополисе»? Что же, все началось тогда, когда мой прадед…
Ярослав услышал шаги, и в номер вошел высокий молодой блондин, который, впрочем, при внимательном рассмотрении оказался не столько молодым, сколько моложавым. Гость был облачен в алое кашемировое пальто и синие перчатки. Его сопровождали две дамы — одна вся в черном и, несмотря на стремительно завершавшийся октябрьский день в Питере, в темных очках и с брезгливым выражением лица. Вторая, явно моложе, отчасти похожая на Алину, однако именно что отчасти: и ростом пониже, и одежка попроще, и харизмой пожиже.
— Когда моя прабабка совершенно неблагоразумно решила влюбиться в этого холопа, твоего, Миша, прадеда! — завершил блондин фразу, повисшую в воздухе, и, картинно встряхивая светлыми кудрями, добавил: — Добрый день!
Судя по тому, что он обращался к Прасагову на «ты» и называл «Мишей», вновь прибывший был с ним на короткой ноге. Однако появление этого субъекта не вызывало у олигарха энтузиазма, наоборот, с брезгливой гримасой он процедил:
— Для кого добрый, а для кого и нет, Степа…
Блондин дернулся, снова встряхнул кудрями и протянул:
— Я не Степан, а Стивен! И тебе это отлично известно, Миша!
Ярослав уловил в речах блондина легкие иностранные нотки — говорил он по-русски безукоризненно и явно знал язык с детства, но все равно проскальзывало что-то фальшивое, как и во всем его облике денди и франта.
— Ну, тогда и я не Миша, а Михаил Георгиевич. А ты… Стивен? Как тебя по батюшке? Ах, вам там в Санта-Монике отчеств не давали, ведь так?
Блондин поджал губы и холодно ответил:
— Тогда уж не Стивен, а «ваше сиятельство». Для вас, Прасаговых, мы, Захарьины-Кошкины, всегда как были сиятельствами, так и остались!
Прасагов, уже явно взяв себя в руки, посмотрел на Красина и заметил:
— Имею честь представить вам, Ярослав Станиславович, его сиятельство князя Стивена Кошкина. Круто звучит, правда ведь? Хотя что Кошкин, что Собакевич — все одно… Ну, или Фима Собак…
Лицо блондина, явно претендовавшего на аристократическое происхождение, дернулось, однако мимика не изменилась, несмотря на то, что он, судя по сверкавшим темно-синим глазам, был в ярости. Видимо, переборщил с ботоксом, решил Ярослав, поняв вдруг, что черты лица этого субъекта напомнили ему физиономии некоторых известных дам высшего общества. Их кромсал один и тот же хирург…
— Я князь Стивен Захарьин-Кошкин! — отчеканил блондин, багровея. — Мой род один из древнейших родов России, мы намного старше Романовых, у нас гораздо больше прав на императорскую корону, чем у этих выскочек…
Прасагов замахал руками и простонал:
— Степа, угомонись! Я эту бодягу уже раз пятьсот двадцать шесть или даже семь слышал! Ну, пролетели вы тогда в Смутное время с шапкой Мономаха, не вас в новые цари выбрали. За четыреста с лишком лет пора бы с этим смириться, не так ли? Кстати, я уже тебе говорил, что сословия и все эти ваши титулы были отменены декретом Советской власти от десятого ноября года тысяча девятьсот семнадцатого! Так что если ты князь, то я китайский мандарин или даже японский апельсин. И последнее: никакой ты не Захарьин-Кошкин. Да, предки твои были из этого, не спорю, именитого, но ничем себя не проявившего в истории рода. Ты же сам родился в Калифорнии, и папочку твоего звали Кошкиным! Первая часть фамилии у вас куда-то делась. И то, что ты ее теперь восстановил, ничего не меняет! Как был Кошкиным, так и остался!
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76
