Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 42
Я даже могу понять (хоть и не принять), почему это удобно – воспитывать насилием (эмоциональным). Если в ребенке с детства подавить собственное «я», он становится тихий-тихий, чувствует себя виноватым, покорно выполняет всю работу по дому и безропотно выслушивает от мамы с папой все, что они думают о его способностях. Ребенок, у которого растоптали чувство собственного достоинства, разрушили личные границы и отучили чего-то хотеть для себя, УДОБЕН И ПОСЛУШЕН. А что у нее там когда-нибудь в будущем будет с мужчинами – уже не родительская забота. Когда ребенку три-пять-восемь-тринадцать лет, об этом еще не задумываются, ведь отношения с противоположным полом для него будут очень нескоро; а то, что ребенок не хочет идти спать или отказывается есть, – это сейчас настоящая проблема, и такое надо подавить, а то неудобно. И давят.
Таких детей и в школе могут травить, и родители будут совершенно не в курсе, ведь ребенок побоится лишний раз выслушивать их упреки. А для папы и мамы раз дочка не жалуется, то и нет проблем. Что-то у нее там с одноклассниками – краем уха слышали. Ну, сама справится, а родители после работы так устали, что не до этих глупых детских ссор. Да и не может быть у первоклашек ничего серьезного!
Так что психолог знает, что упрекать такую клиентку, будто она «сама виновата» и не может принять помощь, – это примерно как на больного в палате интенсивной терапии писать жалобы, что питается он только через зонд: мол, я ж могу просто так обычную еду есть? Я ж не брезгую ни колбасой, ни салом.
С какой стати этому яблочки тертые и спецпитание? С чего бы это с ним столько мороки с особой пищей по режиму?
А такому – надо. На данный момент он не может иначе. С ним нужно обращаться бережно.
Вот, кстати, пример из русской классики. Я тут недавно перечитывала «Братьев Карамазовых» и отметила, как у Достоевского прекрасно описана сцена с капитаном Снегиревым. Ну, это тот несчастный инвалид, которого Митя Карамазов обидел, когда вывел за бороду из кабака. Алеша Карамазов очень сочувствовал больному, нищему капитану, пытался дать ему денег, извинялся за брата, – а капитан швырнул деньги на землю, стал кричать, ругаться… Не на обидчика Митю, а на доброго и дружелюбного Алешу, который пытался ему помочь. И это, на самом деле, обиженный всеми нищий капитан не на Алешу ругался, а на всех, кто его обижал. Люди с такого рода психотравмами постоянно «кусают руку дающего», вместо того чтобы нормально принять помощь и проявить благодарность в ответ. Если хотите, это симптом, и такие несчастные люди делают это НЕ по злой воле, а от внутренней боли и неумения направить агрессию на истинного обидчика. Да, такое поведение нездоровое и неправильное, это нарушение, и именно его и надо лечить. Такие травмированные люди или кусают себя, или, когда к ним приблизишься, порываются тяпнуть другого. И пока не выплеснут агрессию хоть куда-то, они помощь принять не в состоянии. Поэтому другие очень быстро перестают протягивать им руку помощи, жалеть и поддерживать. И такое отчуждение несчастные травматики трактуют как подтверждение своего тезиса: «Никто меня не любит, никому я не нужен». Круг замкнулся. Травматик построил тюрьму из ложных убеждений своими руками и теперь сидит внутри и страдает. Ему больно, плохо, а как выбраться из этой тюрьмы – он не знает.
Если человека с детства регулярно бить или морально истязать, отучая от самоподдержки, вот тогда он и превратится в то, во что со временем превратилась клиентка, которая не верит в то, что она привлекательна. Она не будет верить, что на что-то годна, что умна, красива и может быть для кого-то желанна. На данный момент получать поддержку со стороны такой человек может только по чуть-чуть и в сильно смягченном (отварном или протертом) виде. И по Интернету, извините, ни накормить нельзя, ни научить поддерживать себя: не поможет ни усиленное чтение книг по поп-психологии, ни общение с такими же бедолагами на форумах.
Для этого другой, специально обученный человек нужен. Психотерапевт.
То есть раз человек не может принять помощь от близких или посторонних, это часто не его вина, не глупость или злонамеренность – это настоящая, серьезная проблема. С глубокими корнями и далеко идущими последствиями. И такое иначе как на психологической консультации не исправить. Там, в обстановке принятия и доверия, человек и наплачется, и с ужасом поймет, что много лет был сам себе палачом, и попытается «искусать» поддерживающего терапевта (но они тренированные – терапевт так просто не дастся!:)).
Так что не тяните с визитом к психологу, если узнали себя выше. Это само собой не проходит.
Почему мне так хреново, хотя все вроде бы нормально
Один из не таких уж редких запросов клиента на сеансе у психолога может звучать так: «Вроде бы все нормально, но что-то уж очень мне хреново». Выглядит эта формулировка совершенно по-достоевски, но загадочная русская душа тут совершенно ни при чем. Вопрос в том, ЧТО человек привык считать для себя «нормальным», как он вообще определяет критерии «нормы» и какое это оказывает влияние на всю его повседневную жизнь.
А как мы вообще понимаем, что некоторые вещи в нашей жизни – «нормальны»? Объясню на примере из собственной жизни. Я в раннем детстве (до шести лет) ходила в детский садик. Это был обычный детский сад во дворе спального района. Место в нем получить было очень непросто, а воспитателей, как я понимаю, не хватало. Те же из них, кто в нем работал, применяли очень и очень странные воспитательные меры. Например, заставляли доедать все на тарелке, вне зависимости от того, хочешь ты это есть или нет. А тех, кто не доедал или долго копался над порцией невкусной еды (как я, например), интенсифицировали: вываливали второе блюдо в недоеденное первое. И не выпускали из-за стола со словами: «Ешь теперь так. Пока все не съешь – будешь сидеть». До сих пор перед глазами у меня стоит картинка: в почти полную тарелку борща, которым я давлюсь уже полчаса, плюхается творожная запеканка и плывет, рассекая борщ, как маленький линкор. А я, маленькая девочка, верящая взрослым, смотрю на это и с ужасом осознаю, что – всё, теперь я буду сидеть над этим месивом до тех пор, пока вечером меня не заберут родители. Потому что есть такое я уже точно не смогу, просто физически не в состоянии – стошнит. На эту бурду и смотреть-то гадко. Значит, сидеть мне тут вечно. В итоге из-за стола меня в тот раз выпустили раньше, чем пришла мама (не будут же воспитательницы в самом деле ради одной меня изменять распорядок дня). Но, сидя за столом, я этого еще не знала и искренне верила, что такая теперь моя судьба – сидеть перед ненавистной едой и отчаянно мучиться и тосковать.
Потом, спустя много лет, когда я давным-давно уже вышла из садика, закончила школу и университет, я рассказала маме о педагогических методах наших воспитательниц. Не то чтобы пожаловалась – а так, к слову пришлось. Мама пришла в ужас: «Какой кошмар они творили! А что же ты мне об этом тогда не рассказала?» Такое обращение с дочкой моя мама не стала бы терпеть – пришла бы лично и разнесла этот дурацкий сад по кирпичику. Я же в ответ обалдела не меньше и сказала то, что первое в голову пришло: «А я не знала, что тут что-то не так. Я думала, что так и надо…»
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 42
