— Ты ведешь себя, как дикий зверь в клетке! — однажды упрекнул его Серт.
— Таким меня сделал ты и все остальные.
Воспоминания о тех временах только еще больше разозлили сейчас Атрета, пробирающегося вперед, сквозь толпу. Хадасса сказала ему, чтобы он шел к апостолу Иоанну. И все эти глазеющие на него и что–то бормочущие вслед идиоты не помешают ему это сделать.
Гул восторженных голосов тем временем нарастал. Несмотря на свой внушительный вес, Атрет чувствовал, как толпа по–прежнему давит на него. Люди дотрагивались до него, проталкивая его вперед. Он инстинктивно напрягался, отталкивая их от себя. Он ожидал, что они схватят его и захотят разорвать, подобно тем аморате, которые часто преследовали его на улицах Рима, но эти люди лишь прикасались к нему и приглашали выйти вперед.
— Слава Господу…
— Он был гладиатором…
— Я видел его на арене еще до того, как стал христианином.
Люди сзади сомкнулись, и Атрет, поняв, что пути назад нет, почувствовал, как сильно бьется у него сердце. Он очень не любил, когда люди стоят у него за спиной.
— Пропустите его, — сказал кто–то. — Пусть он пройдет!
— Иоанн! Иоанн! К тебе идет Атрет!
Неужели они уже знают, зачем он пришел на это собрание? Может быть, Хадасса каким–то образом сообщила о нем?
— Еще один! Еще один приходит к Господу!
Кто–то снова стал петь, и от голосов поющих, которые теперь окружали Атрета со всех сторон, у него по спине снова пробежали мурашки. Перед ним открылся проход. Он как–то не задумался, почему именно, но пошел вперед, к берегу реки.
В воде стояло несколько мужчин и женщин. Один из них окунался с головой. Другой, окунувшись, поднимался из воды, смеясь и плача одновременно, тогда как другие шли ему навстречу, чтобы обнять его.
Какой–то старик, одетый в старую тунику и подпоясанный полосатым поясом, помогал еще кому–то подняться из воды, говоря при этом: «Ты омыт Кровью Иисуса Христа». Пение становилось все более громким и радостным. Поднявшийся из воды человек быстро направился к своим друзьям, которые окружили его и стали обнимать со слезами на глазах.
Атрету отчаянно хотелось покинуть это место, оказаться как можно дальше от сборища всех этих ненормальных людей.
— Эй, ты! — закричал он старику с полосатым поясом. — Это ты Иоанн? Тебя зовут «апостол»?
— Да, это я.
Атрет вошел в воду, удивляясь, чему так радуются все, кто стоит за его спиной. Серт как–то говорил, что апостол Иоанн представляет для Рима куда большую угрозу, чем все повстанцы и внешние враги империи вместе взятые, но сейчас, глядя на стоявшего перед ним человека, Атрет не видел в нем ничего страшного. Более того, Иоанн вообще казался совершенно неприметным.
Однако Атрет давно научился никогда не судить о чем–либо только по внешнему виду; горький опыт научил его, что человека никогда нельзя недооценивать. Трус порой может оказаться гораздо хитрее самого первого храбреца, а, казалось бы, совершенно беззащитный человек способен иногда нанести смертельные раны. Разве сам он не попал в грязные и лживые сети Юлии?
У этого человека было против Атрета единственное оружие, которое Атрет намеревался у него отобрать. Германец крепко стоял на ногах, его голос был тверд, а его лицо было подобно камню.
— У тебя мой сын. Хадасса принесла его к тебе месяца четыре назад. Я хочу его забрать.
— Хадасса, — голос Иоанна стал мягче. — Я волновался за нее. Мы не видели нашу маленькую сестру уже несколько месяцев.
— И не увидите. Она оказалась среди тех, кого посадили в темницу под ареной.
Иоанн вздрогнул, будто его ударили, и что–то пробормотал про себя.
— Хадасса сказала, что отдала моего сына какой–то вдове по имени Рицпа, — сказал Атрет. — Где мне ее найти?
— Рицпа живет в городе.
— Где именно?
Иоанн вышел к Атрету, положил свою руку ему на плечо.
— Пойдем, поговорим.
Атрет дернул плечом.
— Только скажи мне, где разыскать ту женщину, у которой мой сын.
Иоанн снова посмотрел ему в глаза.
— Когда Хадасса пришла ко мне с ребенком, она сказала, что ей приказали положить младенца на камни умирать.
— Я этого не приказывал.
— Она сказала мне, что отец отказался от ребенка.
Лицо Атрета раскраснелось. Он стиснул зубы.
— Это мой ребенок. И больше я тебе ничего не скажу.
Иоанн нахмурился.
— Хадассу бросили в темницу, потому что она принесла ко мне ребенка?
— Нет. — Безусловно, когда Хадасса проявила непослушание, не бросив ребенка умирать, это могло быть достаточным основанием, чтобы Юлия отправила ее на арену. Атрет в этом не сомневался. Но, насколько ему было известно, Юлия не знала о том, что ее сын жив. Она могла осудить Хадассу за все, что угодно, просто по своему капризу. Атрет единственный знал о том, что случилось с Хадассой.
— Мне сказали, что Хадассе было велено зажечь курения, чтобы прославить императора. Она не стала этого делать и единственным истинным Богом назвала вашего Христа.
Глаза Иоанна засияли.
— Слава Богу.
— Оно оказалась просто дурой.
— Она прославила Христа.
— Тебя это радует? — воскликнул Атрет, не веря своим ушам. — Оно же умрет за свои слова!
— Нет, Атрет. Всякий, кто верит в Иисуса, не погибнет, но будет иметь жизнь вечную.
Атрет начинал терять терпение.
— Ладно, я пришел сюда не для того, чтобы спорить о ваших богах или о вашей вере в жизнь после смерти. Я пришел за своим сыном. Если тебе нужно доказательство того, что я его отец, достаточно ли тебе будет слов его матери, этой шлюхи? Я приволоку Юлию Валериан сюда, поставлю ее перед тобой на колени и заставлю во всем признаться. Этого с тебя будет довольно? Можешь потом ее утопить, если захочешь, потому что другого она не заслуживает. Могу тебе в этом даже помочь.
На гнев варвара Иоанн ответил совершенно спокойно:
— Я и не сомневаюсь в том, что ты отец. Меня только беспокоит сам ребенок, Атрет. В этой ситуации один неверный шаг может дорого стоить. Как, например, быть с Рицпой?
— Ребенку нужно только, чтобы он был в тепле и не голодал. А что до этой женщины, так дай ей другого ребенка. Кого–нибудь другого. На моего сына она не имеет никаких прав.
— В жизнь твоего сына вмешался Господь. Если бы не…
— Вмешалась Хадасса.
— Но ведь не случайно она принесла ребенка ко мне, и именно в тот момент.
— Хадасса сама сказала, что если бы она знала, что я хочу забрать ребенка, она бы принесла его прямо ко мне!
