— Я не мог говорить по дороге, — начал я. — Не хотел, чтобы таксист слышал. Только ты не думай, это не была простая авария.
Она молчала.
— Какой-то незнакомец разбил стекло, открыл дверцу и влез в машину. Он думал, что это ты. Он что-то говорил про седьмое сентября…
Она нетерпеливо выдохнула.
— Чем выдумывать, лучше объяснил бы, как ты оказался в туннеле.
Тут я должен тебе кое в чем признаться. Мне дома не особенно верят. Было время, когда я взахлеб рассказывал самые невероятные истории. То придумывал, будто отец — второй муж у матери, а раньше она была замужем за известным французским горнолыжником, который и есть мой настоящий отец. То сообщал всем и каждому, что наш старенький «форд фейрмонт» — временная замена шикарного «линкольна Континенталь», который мы отдали в починку. Все это давным-давно прошло, и с тех пор я изрядно вырос, но дома этого не забыли. Мать, правда, ухитрилась каким-то образом найти в моем безудержном вранье «положительные моменты» (решив, что это свидетельствует о наличии художественной фантазии, которая сулит мне будущее великого писателя), но отец — тот всегда смотрел на меня таким испытующим взглядом, что, даже говоря сущую правду, я все равно старался быть предельно точным в любой детали.
Сейчас, рассказывая матери о человеке, разбившем стекло в машине, я тоже старался быть предельно точным. Тем не менее, дослушав эту часть моей истории, она сокрушенно произнесла:
— Все-таки зря я прощала в детстве твои фантазии. Отец был прав. Теперь мы пожинаем плоды твоего легкомысленного воспитания.
— Да я же правду говорю!
— Два подозрительных человека, синий «шевроле», разбитое окно — сколько ты наворотил, чтобы оправдать самую обычную аварию! Да еще в таком месте, куда вообще обещал не ехать.
— Но выслушай же до конца!
— Только в том случае, если будешь говорить правду. С кем ты столкнулся? Как это случилось?
— О Боже…
Она встала и вышла из кухни. «Может, мне это все действительно почудилось? — уныло подумал я. — Может, попав в аварию, я просто получил сотрясение мозга, вот и припоминаются всякие небылицы?»
Снизу послышался глухой звук вращающейся бельевой сушилки. Я пошел на звук и обнаружил мать в подвале. Стоя в углу, она набивала мешочек для мусора обрывками каких-то бумаг. Я устало опустился на ступеньку. Что-то в ее движениях говорило, что она готова искать примирения. Потом, подняв голову, мягко сказала:
— Прими душ и иди спать.
— Мама, послушай…
— Не надо больше об этом.
— Но мне необходимо тебе передать. Он сказал, что ты должна что-то кончить до седьмого числа. Я не вру. Поверь мне, я не вру!
Она снова отвернулась и стала деловито уминать мусор в мешке. Помню, я еще удивился, откуда у нас в подвале столько мусора. Но мне лень было об этом думать. Хотелось лечь. Собрав все силы, я твердо сказал:
— Я не уйду отсюда, пока ты меня не выслушаешь.
Она стала подниматься по лестнице. Секунду спустя я почувствовал ее влажный поцелуй на лбу. Она пахла духами и шампунем.
— Хорошо, мой мальчик, — успокоительно сказала она и, пользуясь случаем, снова поцеловала меня. — Расскажи, что у тебя на сердце…
— Этот человек… он сказал, что ты должна порвать какие-то отношения. Он сказал — связь. До шестого… в крайнем случае седьмого сентября. Он говорил так, словно ты знаешь, в чем дело. Как будто бы он с тобой уже об этом говорил раньше. А главное… — я боялся открыть глаза и обнаружить, что она ушла — …главное, он сказал, что, если ты этого не сделаешь, они с кем-то покончат, и тебе тоже будет плохо…
Глаза я все-таки открыл. Ее лицо было совсем близко. Она улыбалась.
— Ну вот, все рассказал, да? А теперь успокойся и иди спать.
И она снова спустилась вниз, к дурацкому мусорному мешку.
— А я и так спокоен! — закричал я. — Если тебя это не волнует, то уж меня подавно! Чего волноваться из-за какого-то человека, которого, может, вовсе и не было!
Я проснулся в начале девятого и сразу же понял, что на работу не успеть. Автобус с остановки уходит каждые полчаса, и езды еще добрый час, да и до остановки идти и идти — машина-то разбита.
Я набрал номер библиотеки. На другом конце трубку подняла моя начальница. Я сказал, что сегодня на работу прийти не смогу.
— Надеюсь, у вас есть для этого уважительная причина, молодой человек? — язвительно поинтересовалась она. Самой всего под тридцать, а меня именует «молодым человеком»! Строит из себя ученую даму, понимает, что иначе ей, с ее плоской грудью и кривым носом, в жизни не пробиться.
— Я попал в аварию, — терпеливо объяснил я.
На нее это не произвело ни малейшего впечатления.
— Когда же мы можем рассчитывать вас увидеть? — спросила она с той же язвительностью.
— Завтра, — буркнул я.
Но та не отставала.
— Если вы пропустите больше двух дней, я буду вынуждена доложить мистеру Кэю.
Мистер Кэй — это начальник отдела каталогов, этакий низенький человечек с худым лицом и в очках без оправы. На вид безвредный, но кто его знает, что там у него внутри, как говаривал отец.
— Понятно, — сказал я.
— Вот именно! — удовлетворенно отметила она и положила трубку.
Все последние годы я на каникулах работал в библиотечном каталоге, и еще ни разу не пропустил ни единого дня. Поэтому сейчас, оставшись дома посреди недели, я испытывал странное чувство легкости и безделья. Неторопливо оделся и вышел в коридор. У двери в подвал валялся вчерашний маскарадный костюм, дверь в комнату матери была приоткрыта — она лежала поперек кровати, с головой укрывшись одеялом. Ночная лампа все еще горела, раскрытая книга валялась на полу. Рядом с кроватью стояли черные туфли на высоких каблуках — я никогда у нее таких не видел. Где это она гуляла в таких туфлях? А где она вообще проводит время, когда отца нет дома? — вдруг подумал я. Странно, но, если вдуматься, я ведь в действительности почти ничего о ней не знаю…
Впрочем, додумывать эту мысль почему-то не захотелось. Я прошел на кухню, приготовил себе завтрак, но еда не шла в рот, и я отправил содержимое тарелки в мусороизмельчитель.
Машина зажужжала вхолостую. Что-то там испортилось.
Я отвинтил крышку. Ну конечно — лезвия ножей застряли в бумажных обрывках. Я выгреб эту кашу из машины. Там были какие-то коричневые кусочки с вытисненными на них буквами. Я попробовал их соединить. Все ясно — мать зачем-то пыталась измельчить в машине мешочек для мусора вместе со всем его содержимым. Зачем ей это вдруг понадобилось?!
Очистив горловину, я попробовал вставить ножи на место. Но те не садились. Я их снова вытащил и сунул руку внутрь.
Там был какой-то гладкий, плотный кусочек, который упрямо цеплялся за внутреннюю стенку. Что бы это могло быть? Я попытался подцепить его вилкой, потом карандашом — ничего не получалось, он упорно не хотел вылезать. Пришлось все развинтить и поставить мусороизмельчитель под струю воды. Вместе с размокшими остатками бумаги и ошметками мусора в раковину хлюпнулось что-то твердое.
