Весьма впечатляющее жилище – три смежных дома соединены воедино и превращены в настоящий дворец. У каждого дома есть свое отдельное крыльцо в древнегреческом стиле, парадная лестница и декоративная ограда из железных прутьев. На деле же используется только центральный вход, над которым висит бронзовая табличка с витиеватой надписью «Врата Троицы».
Бенджи – ведущий ежевечернего ток-шоу на радио. Первые годы передачи транслировались обычным путем, но теперь это интернет-радио, обращенное к вампирам по всему миру. Никто и не представлял, до чего Бенджи умен. Бедуин от рождения, к бессмертию он причастился лет в двенадцать, так что навеки останется хрупким и невысоким, всего пяти футов и двух дюймов роста. Но он один из тех бессмертных детей, которых смертные обычно принимают за тщедушных взрослых.
Шпионя за Луи, я, разумеется, не «слышал» его, потому что сам его создал, а создатели и их отпрыски глухи к мысленным голосам друг друга. Но не беда, зато вампирский сверхъестественный слух у меня был остер, как никогда. Стоя перед домом, я легко ловил звуки мягкого, богатого на интонации голоса – и образ самого Луи в разумах всех остальных. Сквозь раздувающиеся шелковые занавески виднелись яркие барочные фрески на потолке. Сплошная синева – небеса и пушистые, подсвеченные золотом облака. А почему бы и нет. Доносился до меня и запах живого огня в камине.
Выстроенный особняк достигал пяти этажей в вышину. Типичное строение Прекрасной эпохи: великолепие и роскошь. Глубокие подвалы, а наверху – огромный бальный зал со стеклянным потолком, открытым свету звезд. Да, настоящий дворец. Арман всегда отличался талантом по этой части и задействовал невообразимые ресурсы, чтобы выложить полы своей штаб-квартиры мрамором и старинным паркетом, а комнаты обставить шедеврами, подобных которым не видел мир. Особое же внимание он всегда уделял безопасности.
Печальный маленький иконописец, похищенный из России и перевезенный на Запад, давным-давно перенял гуманистические концепции нового мира. Надо полагать, Мариус, его создатель, давно уже с радостью убедился в этом.
Я хотел присоединиться к ним. Всегда хотел, но так никогда и не решился. Правду сказать, я дивился их образу жизни – они раскатывали на лимузинах, посещали оперу, балет, симфонические концерты, вместе ходили на открытия новых музейных выставок. Они прекрасно вписывались в человеческий мир, даже приглашали смертных в свои золоченые салоны на званые вечера. Нанимали смертных музыкантов. До чего же легко они притворялись людьми! Я лишь диву давался, вспоминая, что всего лишь пару веков назад и сам делал то же самое с неменьшей легкостью. Я следил за ними глазами голодного призрака.
И всякий раз, как я бывал там, Голос грохотал, взывал, нашептывал – снова и снова повторял их имена в потоке брани, невнятицы, требований и угроз. Однажды вечером он сказал мне: «Разве ты не понимаешь, всем двигала Красота. Тайна Красоты».
Через год, когда я брел по пескам южного пляжа на Майами, он снова пробился ко мне с той же фразой. В тот миг бродяги и отщепенцы как раз оставили меня в покое – боялись меня, боялись всех древних вампиров. И все же – боялись недостаточно сильно.
– Чем двигала-то, дражайший Голос? – поинтересовался я. Было только честно дать ему пару минут перед тем, как отключить снова.
– Ты не в состоянии постичь величие тайны, – откликнулся он доверительным шепотом. – Не в силах постичь всю ее полноту.
Он произносил эти слова так, точно лишь только сейчас открыл их для себя. И рыдал. Я послал его к черту. Он продолжал рыдать.
Ужасные звуки. Мне чуждо наслаждение чужой болью, даже болью самых заклятых и жестоких моих врагов. А Голос стенал и плакал.
Я охотился, томился от жажды. Хоть я и не нуждаюсь в питье, но мной владело желание, глубинная мучительная потребность в теплой человеческой крови. Я нашел жертву – молодую женщину, неотразимое сочетание грязной душонки и роскошного тела. О, эта нежная белая шейка! Я овладел ею в благоуханной темноте ее собственной спальни. За окнами мерцали огни вечернего города. Я пришел туда через крыши – к ней, к этой бледной красавице с томными карими очами, кожей оттенка грецкого ореха и прядями черных волос, подобных змеям Медузы. Она лежала, обнаженная, меж белоснежных простыней, и отчаянно боролась со мной, когда я пронзил клыками ее сонную артерию. Я был слишком голоден для иных игр. Мне надо было одно. Стук сердца. Соль. Виатикум, причастие умирающего. Пить, пить сполна!
Кровь хлынула, взревела. Только не спешить! Я сам вдруг стал жертвой, словно бы выпитой фаллическим богом, жертвой, пригвожденной к полу вселенной потоком бурлящей крови, грохотом сердца, что опустошало хрупкое тело, которое так стремилось защитить. И вот она была уже мертва. Как же быстро! Сломанная лилия на подушке. Да только она никак не походила на лилию, и я видел все ее мелкие гадкие грешки, пока кровь обманывала, опустошала меня. Мне стало тепло, нет, жарко. Я облизнул губы.
Терпеть не могу оставаться рядом с мертвым телом. Назад, на крыши.
– Ну как, Голос, понравилось? – спросил я, потягиваясь под луной, точно кот.
– Хм-мм. Само собой, всегда это любил.
– Тогда хватит хныкать.
И он растаял. Впервые. Сам покинул меня. Я задавал ему вопрос за вопросом. Ни ответа. Ни звука.
То было три года назад.
Я находился тогда не в лучшей форме, на спаде, в ничтожестве. Да и во всем вампирском мире дела шли хуже некуда. Каждую ночь, в каждой передаче Бенджи звал меня вернуться из добровольного изгнания. И все остальные умоляли вместе с ним. «Лестат, ты нам нужен!» Горестные вести неслись отовсюду. И я не мог отыскать многих друзей – ни Мариуса, ни Дэвида Тальбота, ни даже древних близнецов. Прошли те времена, когда мне не составляло труда связаться с любым из них.
– Мы племя сирот! – взывал Бенджи по вампирскому радио. – Юные вампиры, будьте мудры! Встретив кого из старших, бегите от них. Они не старейшины, не вожди нам, как бы давно ни пребывали во Крови. Они отказались нести ответственность за младших братьев и сестер. Будьте мудры!
В ту стылую жуткую ночь меня томила жажда, невыносимая жажда. О, в техническом смысле кровь мне уже не нужна. В жилах моих течет столько крови Акаши – столько первичной крови древней Матери, что хватит на целую вечность. И все же меня терзала жажда, я должен был утолить ее, избавиться от мучений – во всяком случае, так я уговаривал себя во время ночного набега на Амстердам, расправляясь с первым попавшимся преступником и убийцей, какого только встречу. Я был очень осторожен. Я прятал тела. И все же безрадостное сочетание: горячая вкусная кровь – а вместе с нею видения грязных и жалких умов, внезапное приобщение к презираемым мной чувствам и эмоциям. Все как встарь, все как встарь. Сердце мое страдало. А в таком настроении я опасен для невинных – и слишком хорошо это знаю.
Около четырех утра меня совсем скрутило. Я сидел, скорчившись, согнувшись, на железной скамье в маленьком парке, затерянном средь самых скверных районов города. В тумане лучились грязным светом кричащие фонари. Я промерз насквозь и со страхом думал, что не создан для всего этого. Не создан быть вампиром. Не гожусь в настоящие бессмертные вроде великих Мариуса, Мекаре, Хаймана или даже Армана. Это все не жизнь. В какой-то момент боль моя достигла такого предела, что мне показалось, будто сердце и мозг мне пронзает острый меч. Я скорчился на скамье, обхватил шею руками и мечтал только об одном: умереть. Закрыть глаза и уйти из жизни.
