Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 101
У Илоны хранились вырезки из заводской многотиражки. Более того – Ира, корреспондентка, подарила ей металлическое клише, стянув из типографии; все равно бы его после выхода газеты выкинули в ящик с металлом. Было фото из городской газеты, тоже черно-белое. Когда Ленька после премьеры «Коммунаров» всех фотографировал, то подарил два больших снимка, но на снимках – весь коллектив, и Буревой стоит во втором ряду, обняв за плечи длинную Наташку и Вурдалака Фредди.
Как хорошо смотреть на цветной портрет и шептать:
– Вся жизнь моя была залогом свиданья верного с тобой…
Может, если всю душу вложить в эти слова и даже зажмуриться, чтобы сильнее получилось, он услышит? Бывают же чудеса на свете?
– Мам, дай шесть копеек, – попросила Илона.
– Именно шесть? На что тебе?
– На трамвай.
– Опять?!
Мать, придя с работы, распаковывала сумку. Она дважды в неделю затоваривалась в столе заказов. Конечно, продукты не те, что у отца на ткацком комбинате, но палка хорошей колбасы, две банки майонеза, брикет сливочного масла всегда присутствовали. А отец приносил кур, котлетный фарш, консервированные помидоры, горошек в банках, растворимый кофе, сгущенку. Жили, в общем, не хуже других, и на новогоднем столе всегда имелась баночка красной икры.
– Да, опять! – отрубила Илона.
После того, как она вылетела со второго курса педагогического, случился дикий, дичайший скандал, мать чуть не прокляла лентяйку, однако деваться некуда – приходилось кормить.
– Будешь работать, – сказал отец. Но где работать? Не за конвейер же сажать единственную дочь, хотя не помешало бы. Стали искать место канцелярской крысы. Поиски затянулись. Семейная педагогика свелась к урезанию всех расходов ребенка.
– Тебе шести копеек жалко?
– Мне шести копеек не жалко! Мне тебя жалко! На что ты время тратишь?!
Илона понимала, что нужно устраиваться на работу, хоть на какую. Желательно – необременительную. Если только такие есть в природе. Но к работе предъявлялись особые требования! Чтобы не приходилось тащиться туда рано утром – это главное. Илона так и сказала родителям. Они прекрасно понимали, в чем дело: репетиции «Аншлага» раньше девяти не начинались, могли затянуться до полуночи, а потом еще ехать последним трамваем через весь город. Если бы удалось как-то отвадить дочь от «Аншлага», родители бы пошли в церковь ставить свечки ко всем образам. Но никак не получалось, и безнадежно было дразнить доченьку «актрисой погорелого театра». Она делала вид, будто не слышит.
Ее жизнь имела смысл, для родителей непостижимый. Назывался этот смысл «Андрей Буревой».
Началось с кино. Фильм был дурацкий, и попала на него Илона совершенно случайно, еще на первом курсе. Она опоздала на лекцию, лил дождь, нужно было где-то пересидеть почти полтора часа, а в кинотеатре по соседству сеансы начинались в восемь пятьдесят, она как раз успевала. Заплатив десять копеек за билет, Илона уселась в зале с твердым намерением запомнить все благоглупости революционной киноленты, чтобы было чем посмешить однокурсниц. По экрану понеслись тачанки, крупным планом показали вдохновенные лица героев – и она увидела Буревого в роли молодого комиссара.
Потом она рассказала девчонкам о красавце-актере, и главная интеллектуалка группы, Альбина, не пропускавшая ни одной премьеры, свысока объяснила ей, что комиссар играет в городском драматическом театре, и даже странно, что Илона его там не заметила. Тогда Илона пошла в театр. В тот вечер Буревой играл Герцога в шекспировской «Двенадцатой ночи». Его как раз за острую, отточенную, сверкающую красоту, за русую гриву, за широкие плечи и тонкий стан взяли в герцоги – он, появившись, должен был вызывать у всего зала любовь с первого взгляда. Комиссар и шекспировский аристократ как-то сплавились вместе, Илона влюбилась, и это была настоящая страсть, с бессонными ночами, попытками стихосложения, еженедельными походами в театр, бешеными мечтами и полнейшим склерозом во всех бытовых делах.
А тут еще и Яр…
Откуда взялся Яр – она так и не поняла.
Педагогический институт дружил с танковым училищем. Дружба была очень практическая – к пятому курсу студентки уже хорошо понимали, что по распределению попадут преподавателями в такую глушь, куда тремя транспортами сутки добираться. И погубят в этой глуши свои лучшие годы. От распределения хорошо спасал брак с лейтенантом-танкистом. Правда, приходилось ехать вместе с мужем в далекий гарнизон и там трудоустраиваться хоть кем – кассиршей в магазине, секретаршей на свечном заводике. Но все лучше, чем в деревенскую школу! А танкисты тоже понимали – разумнее везти с собой молодую и хорошенькую жену, чем в несусветной глуши перебиваться случайными любовными утехами. Поэтому несколько раз в год будущие учительницы и курсанты устраивали совместные вечера отдыха.
Илона пошла на тот вечер, чтобы подружка Алла не чувствовала себя совсем одинокой. Аллу почему-то никогда не приглашали танцевать, а она очень хотела кому-нибудь понравиться.
Яр стоял на противоположном конце актового зала. Сперва Илона подумала, что вот уже бредит наяву: не мог Андрей Буревой прийти на эти танцульки! Взгляды встретились, Яр пошел к ней через весь зал, и она пошла навстречу.
Сходство было, значительное сходство, но, если бы Яр и Буревой стояли рядом, Илона смогла бы их различить запросто.
– Ярослав, – представился он. – Но не Слава и не Славик. Просто – Яр. Славик – это пошло. Быть в тридцать лет Славиком – это предел пошлости.
Яр потанцевал с Аллой, потом с Илоной, потом опять с Аллой; после одиннадцати пошел их провожать – сперва Аллу, она жила ближе, потом Илону. Возле подъезда полез целоваться и услышал гордое:
– Ты чего?! Я люблю другого!
Они говорили о любви до двух часов ночи, а на прощание Яр сказал комплимент:
– Ты, мне кажется, однолюбка.
Комплиментом это было вот почему: двоюродная сестра матери, с которой Илона очень хорошо ладила, после смерти мужа отказалась выходить замуж, объявив себя однолюбкой, и вся родня говорила об этом с восхищением. Не то чтобы Илона так уж считалась с мнением родни, но, влюбившись в Буревого, поняла, как можно хранить верность своему единственному и неповторимому.
– Да, – ответила она Яру.
– Как ты это хорошо сказала. Всего одно слово – и в нем весь твой характер, – ответил он. – Слушай, а ты никогда не хотела стать артисткой?
– С чего ты взял?
– Ты так это красиво сказала – как в кино. Ты что, ни разу не пробовала, ни в какую студию не ходила?
– Не-ет… – призналась озадаченная Илона. В школе ее заставляли читать стихи «с выражением», и она это «выражение» просто возненавидела.
– Знаешь, где вагоностроительный?
– Ну?
Завод был на самой окраине, Илона бывала в тех краях хорошо если раз в год, но вывеску помнила.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 101
