— Ну, говори! Под кем ходишь? Говори, а то я тебе этой штукой горло прочищу!
Асахина знал, что угроза порезать лицо вряд ли подействует: шрамы для якудза — знак доблести, поэтому схватил первое, что попалось под руку — средство для мытья посуды. Но применять его не понадобилось. Хаттори сразу выложил всё. Тот, кого убили, — Мотояма, один из главарей Сакаки-гуми, «старший брат» Хаттори. Тот, который убежал, — Датэ. Хаттори под ним ходит. Сам он в банде на побегушках, ниже уже никого. «Я расскажу всё, что нужно, только не убивайте», — умолял Хаттори.
Однако Асахина притащил этого слизняка в тесный и тёмный подвал не за тем, чтобы выпытывать у него какие-то секреты. Он был садист по натуре, и под его влиянием шестёрки тоже всё больше входили во вкус. По бледному опухшему лицу Хаттори было видно, что он того и гляди заревёт, и это только распаляло желание Асахины и его подручных дать выход своим садистским наклонностям. Но раз они услышали от Хаттори то, что хотели, — зачем его мучить? Асахина никак не мог найти ответ на этот вопрос и в конце концов решил, что отсутствие причины и есть причина.
— Думаешь, зачем мы тебя сюда приволокли? Твой трёп слушать? Нет! Мы тебя сначала помучаем, а потом пришьём.
Лицо Асахины скривилось в ухмылке, которую тут же повторили его подручные. Асахина приказал им раздеть Хаттори до пояса, взял нож и сделал неглубокий вертикальный надрез на толстом животе Хаттори. Тот взвыл.
— Ага! То-то! Плачешь? — проговорил Асахина. Мокрое от слёз лицо Хаттори распаляло его сексуально-садистское воображение, но сообразив, что, отняв у жертвы надежду выжить, он тем самым лишит себя удовольствия, добавил:
— Громче давай. Может, тогда живым останешься.
— Ах, какой плакса! — вторил боссу парень по имени Ягю голосом, ровным, как стол, без намёка на эмоцию. Он пялился на Хаттори пустыми глазами. У него тоже была эрекция.
«Японцы в массе своей лишены религиозного чувства. У них нет никого, кому бы они поклонялись, обожествляли. Даже родители не подходят на эту роль. Поэтому, стоит нам получить хоть немного власти, как мы начинаем воображать себя богами. Возможно, Преисподняя существует исключительно для того, чтобы у людей мозги встали на место. В реальном мире такого места нет». Это сказал Такэси его знакомый — первый, с кем он здесь встретился, — считавший, что Преисподняя не так уж сильно отличается от реального мира.
Встречался Такэси с этим человеком в реальной жизни? Или он только показался ему знакомым, а на самом деле до сих пор они нигде не пересекались? В Преисподней подчас трудно провести границу между памятью и воображением. У Такэси было ощущение, что у этого обязательно есть какая-то причина. А вдруг этот человек — демон, пытающийся объяснить ему истинную природу Преисподней? Может, он задурил Такэси голову ложными воспоминаниями, чтобы привести к мысли, что они знакомы по жизни. Или ему явился сам Эмма?[7]
Такэси стоял на берегу моря. Не здесь ли он впервые повстречал этого человека? Была ночь, которую рассекали лучи прожекторов. На песке разлеглись люди в плавках и купальниках. На небе ни звёзд, ни луны, море цвета свинца. Почти никто не купался. Облачённый в строгий костюм, Такэси ступал по песку обутыми в лёгкие туфли ногами. Костылей при нём не было. Проходя мимо распростёртых перед ним мужчин и женщин, Такэси понял, что ищет Юдзо. Он никогда не видел его взрослым, но это не имело значения. Здесь вполне можно было увидеть человека таким, как он выглядел в прошлом. И даже если бы Юдзо появился перед ним в возрасте, когда встретил смерть, Такэси узнал бы его сразу. На встрече одноклассников он слышал, что Юдзо стал якудза и погиб — его убили. Так что он наверняка должен быть в Преисподней, просто они ещё не встретились. А вот что стало с Нобутэру, жив он или умер, не ясно. Такэси часто спрашивал себя, какой разговор получился бы между ними, соберись их троица снова вместе. И всё время думал, что бы он сказал людям, которые сделали его калекой? Он не знал, сумеет ли высказать им всё, но в любом случае поболтать с ними было бы приятно.
Поговорив с Сасаки в пропылённом баре, Такэси так и не вспомнил, встречались ли они прежде. Ясно, что Сасаки допустил ошибку при сделке с фирмой Такэси, лишился из-за этого работы в строительной компании и оказался на улице. Жена Дзицуко много лет скиталась вместе с ним, но в Преисподней Сасаки с ней ещё не встречался. Почему? — недоумевал он. Раз они вместе замёрзли — значит, и здесь должны быть вместе. А может, она не умерла? Или всё-таки умерла и перенеслась в какое-то другое место — на небеса, в рай, называйте, как хотите? Они с Дзицуко полжизни прожили вместе, она терпела вместе с ним лишения, была верной женой. Преисподней она, наверное, не заслуживала.
Последняя зима Сасаки выдалась очень холодной. В маленькой палатке, сооружённой из полиэтиленовой плёнки в уголке парка, супруги кутались в тонкие одеяла, как моти, завёрнутые в дубовые листья, и дрожали. Обогревателя не было, только два одеяла. Костёр не разведёшь — не из чего. Холод полз по позвоночнику, сковывая спину, расползался по всему телу к раскалывавшейся от боли голове. Зубы громко отбивали чечётку. Спать было невозможно, им казалось, что ночь они не переживут — замёрзнут насмерть. Но наступало утро, солнце пробивалось сквозь плёнку, согревало немного, позволяя обоим забыться сном. И так день за днём.
— Ну что ты мог сделать? Ты ни в чём не виноват, — утешала мужа Дзицуко. Именно поэтому он всё с большим пылом оправдывался за то, что произошло:
— Это всё Идзуми виноват. Начальник отдела оборудования «Синва сангё». Если бы он не потребовал отката! И его колченогий начальник — Утида, кажется. Они были в доле, это точно. Утиду я только раз видел. Столкнулся с ним в коридоре, поздоровался. Он мне говорит: «У нас Идзуми за всё отвечает. Надёжный человек». Теперь-то понятно, что он имел в виду. У него свой интерес был! Я посоветовался с моим начальником, Синодой, и решил откат не давать. И что получилось? Нет отката — нет контракта. И меня выперли с работы. А Синода ни слова в мою защиту не сказал. Вот сволочь!
— Хватит себя изводить. Проклинай их, не проклинай — всё равно ничего не исправишь.
— Но я ведь и тебя за собой утянул! До чего ты из-за меня дошла! Почему ты меня не бросила?
— Ну кому ещё нужно такое чучело? Я же старуха. Куда мне деваться?
Очень миловидную в молодости Дзицуко жизнь не пожалела — она рано состарилась, стала жалкой и в самом деле очень некрасивой. «Во всём я виноват, — думал Сасаки. — И всё равно — она добрая и нежная и меня любит. Жалко её очень, но что я могу сделать? А что некрасивая — ещё больше раздирает мне душу». Из-за этого он любил её ещё сильнее. Конечно, такая женщина заслуживала лучшей участи.
— Холодно.
— Очень.
— Ужас! Я скоро в ледышку превращусь. Холод как в восьмом круге ада.[8]Мы эту ночь не переживём. Точно.
