— Товарищ капитан, ничего вроде бы не предвидится… Разрешите отлучиться?
Я стою и молчу. Трогаю через галифе в кармане, что она мне дала, и в голове ни единой мысли. Вася говорит:
— Буду просить, чтобы вышла за меня. Не могу я без нее, ночи нет, чтобы не снилась…
— Отставить, жених, — сказал я. — Не время. Боевая тревога…
Как мы, семнадцать человек с Караем и двумя ручниками, уместились в двух невеликих «виллисах» — отдельная песня. Ничего, уместились, проехали километров восемь до поляны, а оставшееся расстояние прошли пешком, со всеми предосторожностями. Могли и часовых выставить, хотя в прошлый раз мы ничего такого не засекли, прошли спокойно и ушли спокойно. И вот она, поляна…
Оцепить мы ее оцепили — но по скудости наших сил оцепление получилось хиленькое, со значительным расстоянием меж бойцами — но откуда ж мне подкрепление взять… Когда все были в готовности, я зашел за куст, чтобы никто, не дай бог, не увидел. Ни к чему мне потом лишние вопросы и разговоры. Не бывает, так не бывает…
Достал скляночку, что мне дала Янина, — маленькую, широкую, темного стекла, горлышко закрыто плотной бумагой, натуго перевязано черными нитками. Как наставляла Янина, пробил я бумагу пальцем, не трогая ниток, перевернул скляночку вверх дном. Посыпалась оттуда какая-то труха наподобие измельченных корешков, кусочки змеиной кожи, еще какая-то дрянь… Высыпал аккуратно, все до крошечки — и нисколько мне, советском офицеру, коммунисту и чекисту, не стыдно, что я это делаю, голова ясная, пустая какая-то, ни о чем я не думаю, и не хочу думать, и плевать мне, что бывает, а что нет, я Смока взять хочу…
Лег, приготовил автомат. Поглядываю на часы. Минут через пять в двух концах поляны земля с травой встает дыбом, открываются два великолепно замаскированных люка…
И как они оттуда сыпанули! Ну вот если напихать полный мешок диких зайцев, подержать сутки, а потом вынести в поле и вытряхнуть, то будет примерно то же самое… Даже почище — зайцы будут к свету привыкать, а эти уж сыпанули… Отталкивают друг друга, орут благим матом, мечутся…
Вот тут мы и начали работать изо всех стволов. Ввиду их значительного численного превосходства миндальничать не стоило — много пленных нам, в общем, без надобности, а если они очухаются и завяжут перестрелку, придется туговато — народец опытный и видавший виды… Поэтому их в основном клали на месте — ну, не наобум Лазаря, а с оглядочкой, я всем описал Смока и велел брать живым, он нам был крайне интересен связями с их зарубежной штаб-квартирой, или, как это именовалось, «центральным проводом».
И кончилось все довольно быстро: ну, два ручника и пятнадцать автоматов… по совести говоря, получилась бойня, какой я ни прежде, ни потом не видывал. Ну да кто бы их жалел…
То ли двое, то ли трое, опамятовавшиеся, все же прорвались — положили гранатами двух наших и порскнули в чащобу. Я отправил за ними троих с Караем, а сам занялся осмотром.
Результат был такой: тридцать два трупа… ну ладно, кой-кому из тех, кто явно кончался, помогли… один взят в плен целехоньким, еще двое легкоранеными. Смока среди них не наблюдалось. И тогда мы через оба люка, двумя группами пошли в схрон. Без всякой опаски — драпали они оттуда так, что вряд ли кто-то озаботился поставить мины. Светили фонариками, шли в хорошем темпе.
Схрон был сработан на совесть, как многие, которые я уже видел: все обито досками, пол-потолок-стены, строилось на совесть, с расчетом на долгое пребывание. Где-то тут у них должна быть и вентиляция, и клозет. Запашок, конечно, как обычно — хоть прищепку на нос вешай…
И тут я слышу впереди этакий собачий скулеж с подвыванием. Звуки странноватые наряду. Выскакиваем втроем в коридор направо (коридоры были длинные, да и ярусов наверняка два-три), я свечу фонариком, Акимов с Талафевым — автоматы наизготовку…
А он, Смок, словно бы и не чувствует, что попал в луч фонарика, — плетется вдоль стены, ощупывает доски руками, как слепой, скулит, будто кутенок, которого топят… Опасности от него никакой, сразу ясно.
Я тихонько позвал:
— Пане Смоче!
Он рывком повернулся на звук. Смотрел я на его какие-то секунды, но впечаталась мне эта рожа в память навсегда: перекошенная, дикая, без очков, глаза словно бельмами подернуты, и от них до подбородка две полоски крови, подсохшей уже, но накапавшей и на френч…
Я сказал уже громко:
— Ну вот и свиделись, пане Смоче! МГБ!
И тут он, слепой, с фантастической быстротой, на ощупь, рвет с пояса «лимонку», прижимает ее к груди, как лялечку — а кольцо так и осталось на поясе, чека выдернута, от запала дымок…
Едва мы успели отпрянуть за угол — тут и ахнуло. Взрывная волна нехило шухнула по коридору, осколки прожужжали… Когда мы высунулись снова, он еще подрыгивал ногами. А вид… Ну, у человека, который рванул «лимонку», прижавши ее к груди, вид получается малоприятный. Остается от него немало, но выглядит оно…
— Дальше пойдем? — тихонько спрашивает Акимов.
А я отчего-то совершенно точно знаю, что во всей этой норе больше нет ни одного «трезуба». И командую — на выход.
Тем временем вернулись те трое. Салимов, проводник, несет Карая, и сразу видно, что ничем тут уже не поможешь — голова болтается, глаза стеклянные, язык наружу… А Салимов все равно несет — он же его щенком взял в питомнике, выучил…
Оказалось, один из беглецов, самопожертователь сраный — а может, по приказу старшего — лег в засаду. Успел положить Карая, пущенного на длинном поводке, как самого на тот момент для них опасного, — а ребята моментально рухнули и загасили его из трех стволов. Судя по следам, двое ушли. Но без собаки их по чащобам уже не найдешь — ну да искать будет просто, они ж теперь без схрона, начнут по деревням прятаться, найдем, это проще…
Пришлось, уже не спеша, делать целых три рейса. Мы не только отвезли пленных — прихватили, завернув в найденную там же немецкую плащ-накидку, то, что осталось от Смока: противно, а надо. Прихватили еще двух жмуриков. Пригодятся. Был тогда такой порядок, быть может, по нынешнему взгляду и негуманный: этаких вот жмуриков выставляли в населенных пунктах на всеобщее обозрение. Наглядная агитация, так сказать: закрепят, чтобы не кувырнулся, автомат на шею, пистолет в руку, на грудь повесят табличку, где написано, кто он таков есть и как докатился до такой жизни… Было, было… Ну, обыскали схрон на скорую руку, забрали все бумаги, какие нашлись на виду. Скрупулезный обыск — это уже дело оперативников, не наше. Да еще я прихватил интересный трофей: американский кольт, на который в разных местах самопальным образом приварено штук семь антабок, то есть скоб — чтобы подвешивать под одеждой и стрелять из самых разных положений.
Развернули рацию, связались с областью, доложили все подробно и обстоятельно. Попросили автотранспорт. Нам вскоре ответили, что с транспортом полная запарка, в данный момент на территории области проходят сразу три боестолкновения, все в разгоне, а привлекать посторонний согласно предписаниям не следует. Велели подождать сутки-двое: никуда не денутся ни наши пленные, ни наши жмурики. И правда, никуда не денутся. Смотришь, тем временем и отыщем следочек тех двоих, чтобы уж зачистить как полагается…
