Он все сделал для Оксанки, но… оказался в дураках, потому что она, узнав о том, что Федор Бочаров жив, больше ни о ком и думать не могла.
Как сейчас видится тот октябрьский вечер, дача с железными воротами, хрупкая девушка в джинсиках, на которую его новые друзья смотрят с откровенным презрением, считая предательницей. А она такая беззащитная, такая нелепая… Ну как не помочь девчонке? Да он же ее совсем не знал и злиться на нее просто не мог. Поэтому обнял ее, повел в дом, чтобы немного успокоить… А она стала причитать, что теперь не может оставаться одна на этой жуткой даче. Да и вправду тяжело тут было торчать, кого-то недавно убили прямо в доме, он и сам бы не остался ночевать в таком месте, а Ленке некуда было ехать, она ж не москвичка, и друзья отвернулись.
Остался, чтобы помочь, поддержать ее, больше ведь некому было. А она виски достала из бара, целоваться хотела, ну, раз хочет, так ладно… В итоге оказались в постели, и все было просто замечательно. Он хотел забыть об Оксанке, которая только и мечтала о встрече со своим Федором Бочаровым, она хотела не думать о друзьях, которые возненавидели ее.
А потом прилетел папа. Да, именно прилетел, на вертолете. И приземлился прямо во дворе дома. Когда он узнал, что это папа и что прилетел на вертолете, быстренько свалился с кровати, едва успел джинсы натянуть. Папа! Прилетел! От таких пап подальше нужно держаться, ведь и убить могут. Если у них вертолеты имеются, так и киллеры — наверняка.
Но Ленка заявила папе, что выходит замуж и он — ее жених. Вот так сразу, ни больше ни меньше.
Папа оказался не таким уж страшным, по крайней мере уничтожать внезапного жениха не стал. А он не стал отказываться от этой роли.
Почему? Ну, во-первых, его давняя любовь Оксанка окончательно предпочла его московскому студенту. А во-вторых, Ленка доверилась ему, искала в его лице защиты, помощи, и он не мог отказать этой глупой девчонке. Как бы это выглядело? «Извини, дорогая, побаловались, и будя?» И хоть он не собирался «баловаться» с ней в тот вечер, просто пытался поддержать испуганную девушку, но получалось так, будто воспользовался ее растерянностью.
Да нет, по большому счету он не опасался мести всемогущего папы, просто сам себе не хотел казаться подлецом.
И ведь влюбился в нее! Хотя если б встретил Ленку в родной станице — и внимания не обратил бы. Обычная девчонка, каких тысячи повсюду. А самое смешное — и деньги ее папы его абсолютно не интересовали, хотя в институте многие думали, что он женился как раз из-за денег.
Любовь — она ведь разная бывает. Говорят, есть любовь-гордость, любовь-страсть, а есть любовь-жалость, вот она-то больше всего объясняла чувства Славика к жене. Он всерьез считал, что Лена без него пропадет — мир чертовски сложен и коварен, а она не слишком умна, наивна, полагается на деньги своего папы. Ленива, вспыльчива… Но ведь он-то сильный мужчина, спокойный, уверенный в себе и без всяких там пап, да и в людях разбирается неплохо. Может защитить Ленку, помочь ей в трудную минуту, выдержать вспышки злости… Может, запросто. А она всегда понимает, что он прав, извиняется потом…
Слышал в институте, как их называют «свинарка и пастух», остряки, мать их… Одного такого хлопнул по плечу, предупредил, что если еще раз услышит подобное — пусть на себя обижается. Другие тоже поняли, ну а если девчонки болтают — так что ж с ними поделаешь?
Славик потянулся, поцеловал жену в щеку.
— Ленка, пора вставать, если хочешь успеть на первую пару. Я вскипячу чайник, тебе кашу заварить?
— Отстань, — сонно пробормотала Лена, — я спать хочу.
— А лекции как же?
— Да пошли они! И ты тоже. Не смей больше меня будить, понял?
— Ясно, ну ладно, спи…
Понятно, что Ленка не собирается сегодня вообще идти на лекции, это ее дело, хотя надо бы растормошить жену и объяснить, что ученье — свет. Но вряд ли она поймет это, так что пусть лучше поспит.
Славик осторожно сполз с кровати, надел спортивный костюм и пошел на кухню. Включил кофеварку, поставил на плиту кастрюльку с водой и яйцом, электрочайник тоже включил. Сам намеревался позавтракать вареным яйцом и кофе, но если Лена проснется, ей заварит овсянку с малиной, она это любит. Пока варилось яйцо, Славик пошел в ванную чистить зубы под душем.
В этом чужом мире он многое для себя понял и использовал блага чужой цивилизации для собственных нужд. Например — душ. В станице такового нет, но здесь есть, и можно почистить зубы, стоя под струей теплой воды. Почему нет? Намылился (а после бурной ночи просто необходимо намылиться, чтобы чувствовать себя чистым), теплые струи смывают мыло, а ты в это время чистишь зубы. Удобно и выгодно. А уж как приятно — и сказать сложно!
Славик облачился в махровый халат и вернулся на кухню. Вода в кастрюльке с яйцом кипела вовсю, оставалось только прикинуть, сколько же времени она кипела. Душ он принимал минут пятнадцать, значит, всмятку уже не получится, ну, значит, сегодня будет есть яйцо вкрутую.
Яйцо на завтрак — этого ли он ждал от жизни в новом мире? Да нет, конечно. Яйцо на завтрак он мог соорудить себе и в станице Левобережной. Но ведь и сюда он не стремился, как многие другие, не мечтал о том, чтобы есть на завтрак черную икру, на обед осетрину с ананасами или всякими там авокадо. Хотя мог бы… Но он ел то, что нравилось, к чему привык, и плевать хотел на миллионы папы. И жил тут лишь потому, что жена его не хотела уезжать из Москвы, да он и не настаивал на этом, понимая, что в станице Ленка и недели не выдержит. Хотя Оксанка увезла своего московского интеллигента в Левобережную, живут они там хорошо, мать писала…
Славик сунул кастрюльку с яйцом под холодную воду, призадумался, нужно ли еще раз пытаться разбудить Ленку. Решил, что не стоит, она же хочет спать, ну, так и так придется завтракать одному.
Он сел за стол, разбил яйцо, очистил его от скорлупы, посолил, но куснуть не успел — зазвонил телефон. Эта квартира была чересчур телефонизирована, трубки имелись в каждой комнате и в кухне тоже.
— Да? — сказал Славик, глядя на очищенное яйцо. — Я слушаю вас.
— Славик? Это Афанасий Егорович. Как там у вас?
А вот и папа объявился, теперь уже — тесть. Интересно, что ему надо рано утром? Хотя не так уж и рано, девятый час.
— Все хорошо, Афанасий Егорович. Учимся, собираемся в институт… в академию. Лена сейчас в ванной, но если вы хотите с ней поговорить…
— Брось трепаться, Славик! — сурово сказал Колчин. — Если дочка утром не может взять трубку — она не в ванной, а дрыхнет после вчерашней попойки. Я прав?
— Она вчера только пиво пила, а в остальном…
— Не курила гадость?
— При мне нет и не будет, отвечаю.
— А ты как дурак сидел трезвый?
— Афанасий Егорович, я не как дурак сидел, но я привез Лену на дискотеку и, значит, не мог…
— Славик, ты пива выпей, а ментам, если остановят, дай бабки, и все дела.
