Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82
Успех книги «Шимпанзе как политики» дал новый толчок развитию исследований хитрости у приматов, и в 1988 году Бёрну и Вайтену все-таки удалось напечатать свой труд «Макиавеллианский интеллект» (к слову, название им подсказал сам Де Вааль). Они собрали все примеры обмана, которые смогли найти, и разделили их на передразнивание, притворство, утайку и отвлечение внимания.
Основная мысль книги, взволновавшей многих, заключается в том, что разум у людей развился за счет «социальных интриг, обмана и коварного сотрудничества». Наконец настал тот момент, которого Бёрн и Вайтен так долго ждали. Их идеи получили широкое признание не только в области теории эволюции, но и во многих других социальных науках, от психологии до экономики.
Но этого было мало. Хотя Бёрн и Вайтен привели убедительные аргументы в подтверждение тому, что существует связь между разумом и склонностью к обману, подкрепив их примерами из реальной жизни, серьезных доказательств у них не было. Преодолеть этот недостаток помог антрополог из Ливерпульского университета Робин Данбар.
Данбар, так же вдохновленный теорией социального интеллекта по Хамфри, обратил внимание на то, что, хотя у всех приматов довольно крупный мозг по отношению к размерам тела, мозг павианов, живущих в больших группах, развит гораздо лучше, чем мозг мартышек, живущих группами поменьше. Он задумался о возможной взаимосвязи размера мозга и сложности отношений в группе. Если группа состоит из пяти особей, то для того, чтобы успешно существовать в ней, необходимо удерживать в памяти десять различных взаимодействий (внутригрупповых отношений), то есть важно знать, кто с кем состоит в родстве, кто достоин вашего внимания, а кто нет. Это довольно сложно. Но если группа разрастается до двадцати членов, то приходится следить за ста девяноста двумя взаимодействиями: девятнадцать из них будут касаться непосредственно одного члена группы и еще сто семьдесят три — остальных. Как видите, размер группы увеличился всего в четыре раза, в то время как количество отношений, а вместе с ними и интеллектуальный уровень — в двадцать раз.
Для наглядного сопоставления размера мозга животного с размером группы, в которой оно обитает, Данбар начал собирать информацию о приматах по всему миру. В качестве основы для своего исследования он взял размер неокортекса — внешнего слоя головного мозга. Этот слой иногда относят к «мыслительной» части мозга, потому как он отвечает за абстрактное мышление, рефлексию и долгосрочное планирование. Именно такие качества, по мнению Хамфри, были необходимы для того, чтобы справиться с головокружительным круговоротом событий социальной жизни, и именно эта область головного мозга наиболее активно развивалась у приматов — и в особенности у первобытных людей — два миллиона лет назад.
Обнаруженная Данбаром взаимосвязь оказалась настолько прочной, что он с поразительной точностью мог определить размер группы (стаи, колонии) животных, обладая только информацией о типичном для них объеме неокортекса. Он даже пытался подсчитать это значение для людей. По его словам, размер человеческого мозга вполне позволяет определиться с приемлемой для нас социальной группой, то есть с теми людьми, с которыми нам было бы приятно встретиться за чашечкой кофе. Такая группа может достигать примерно ста пятидесяти человек. Вскоре после того, как Данбар получил этот результат, в книгах по антропологии и социологии он вычитал, что средним арифметическим для многих социальных групп (со времен общества, основанного на собирательстве, и до подразделений в современной армии или, например, максимального количества сотрудников в отделе в крупной кампании) является как раз число 150.
Вдохновленный открытием Данбара, Ричард Бёрн, работавший в то время с молодым исследователем Надей Корп, в свою очередь попытался доказать связь между склонностью к обману и размером мозга. Бёрн и Корп изучили описания множества наблюдений за способами обмана диких приматов (стоит отметить, что такие наблюдения стали широко распространены с момента публикации революционной теории Бёрна и Вайтена). Они обнаружили, что частота применения обмана среди представителей вида прямо пропорциональна размеру неокортекса. Разумеется, наиболее хитрые приматы, в том числе и человекообразные обезьяны, обладают самым большим неокортексом, в то время как галаго и лемуры, у которых неокортекс сравнительно небольшой, оказались в самом конце списка. Это подтвердило первоначальную теорию: чем искуснее лжец, тем больше его мозг.
Тем не менее Бёрн даже не пытался измерить влечение к обману у животного, обладающего самым большим неокортексом, то есть у Homo Sapiens. Видимо потому, что нет ни малейших сомнений в том, что этот вид занимает первое место в конкурсе прирожденных обманщиков.
* * *
В середине XIX века Американский музей Барнума в Нью-Йорке устроил необычный аттракцион, на котором были представлены люди и животные с физиологическими отклонениями, в том числе легендарная женщина с бородой, чучело внушительных размеров белого кита и два сиамских близнеца, вызвавшие немало споров. Естественно, выставка стала невероятно популярной; но ее организация и проведение повлекли за собой множество трудностей. Вскоре после открытия выставки Барнум понял, что столкнулся с проблемой, которую современные сплетники окрестили «столпотворением»: выставка постоянно была переполнена из-за неподдельного интереса к представленным диковинкам. Барнум решил не ограничивать время посещения — по залам можно было ходить до самого закрытия, — но распорядился расставить таблички с указанием «Продолжение осмотра». Вдохновленные надеждой на то, что в следующем зале их ждет самое интересное, люди придерживались заданного направления и… оказывались на улице.
Ложь есть неверное утверждение, сделанное с намерением ввести кого-то в заблуждение, — это определение является общепринятым. Если я скажу вам, что Париж — столица Бельгии, то вы вряд ли поверите мне, но и не обвините во лжи. Скорее всего, вы подумаете, что я просто ошибся или подшучиваю над вами. В то же время сказать кому-то нечто противоречащее истине вовсе не является ложью, если сам говорящий думает, что его слова — правда. А потому, если вы уверены в том, что я знаю, что Париж никак не может быть столицей Бельгии, а также в том, что у меня нет желания убеждать вас в обратном (может, я просто пытаюсь засыпать вас на какой-нибудь викторине), то вы точно будете знать, что я лгу.
Как показывает пример Барнума, вы можете солгать и с помощью правды. Более того, человек может солгать даже без намерения обмануть кого-либо. В рассказе Жана Поля Сартра «Стена» действие разворачивается во время Гражданской войны в Испании. Заключенного по имени Пабло Иббиета, приговоренного фашистами к расстрелу, допрашивают о его товарище Рамоне Грисе. Ошибочно полагая, что Грис скрывается у своих двоюродных братьев, Пабло пытается спасти Гриса и говорит, что тот скрывается на кладбище. Ночью Пабло думает о том, что его казнят раньше, чем враги поймут, что он обвел их вокруг пальца. Но с восходом солнца он, к своему ужасу, узнает, что Грис укрывался именно в указанном им месте. Рамон схвачен, а Пабло отпущен на свободу. Уверенный в том, что его ожидает смерть, он попытался обмануть врагов, но невольно сказал им правду.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82
