Негр сложил руки на груди и с одобрением посмотрел на нас.
4
– Христианская символика. – Франсуаз сделала мне знак остановиться.
ОБЩИНА ДОБРЫХ СЫНОВ ГОСПОДА.
– Немалых денег стоило заказать такой камень в виде дорожного знака, – заметил я. – Если у них нет своего резчика.
– Или своих способов писать на камне.
Франсуаз подошла к указателю и дотронулась до него пальцами. Легкие искры разорвались в воздухе там, где рука девушки прикоснулась к серой поверхности.
– Ну и что же подсказывают твои демонические способности? – осведомился я. – Камень наполнен злом, или на тебя так отреагировало слово «Господа»?
– Здесь все опутано мерзкой паутиной. Липкое, затхлое и грязное. Но причиной скорее сама секта, чем родившаяся в ней ересь. Дай мне руку.
Я подал руку Франсуаз, и ее пальцы вцепились мне в запястье. Я почувствовал, как пульсирующий поток энергии перекатился в трепещущую демонессу. Франсуаз тряхнула головой и глубоко выдохнула.
– Уже лучше, – сказала она. – Здесь ничего нельзя трогать руками.
– Не удивительно, что местные жители недолюбливают общину. Обыватели вообще подозрительно относятся к сектантам, а раз уж ты говоришь, что вокруг витает Зло…
– Но ты его не чувствуешь?
– Френки, я же не демон.
– Ты просто сытый, самодовольный сноб, которого не растрогает даже сцена массовой казни.
– Френки, что трогательного в массовой казни?
– Ты понял, что я имела в виду.
– Не уверен.
– Почему они называются христианской сектой, Майкл? Любой христианин сжег бы их на костре за то, чем здесь занимаются.
– Не думаю, что любой, Френки. И не пытайся уверить меня, будто деревья вокруг дороги засохли оттого, что Зло выпивает их соки. Просто сейчас осень, а мы не на берегу океана.
– Я не дура, Майкл, и понимаю, что такое осень. А деревья на самом деле истощены Злом. Но почему христианская секта?
– А как еще они могли себя назвать? Сорок семь человек, из которых почти все мужчины. Правда, уже сорок шесть. Живут в одном доме, хотя не родственники. Нигде не работают. Занимаются сельским хозяйством, но ничего не продают. Дни проводят за чтением книг и массовой медитацией… Кроме как христианскими сектантами, они могли назваться разве что психушкой. Но тогда пришлось бы поставить решетки на окнах.
– Это тягостное место, Майкл.
– Когда я так назвал дом твоих тетушек, ты чуть не вырвала мне желудок.
– И была права. А здесь на самом деле плохо – кажется, будто вековая пыль Зла, которая накапливается с каждым днем, тяжелым слоем легла на все живущее.
– Хорошо сказано, Френки. У меня всегда создавалось такое впечатление, когда я заходил в студенческую библиотеку. Это все потому, что здесь читают книги.
Главное здание оказалось одноэтажным. За ним поднимались другие – стояли они без видимого плана.
– Построено ли поместье специально для чернокнижников, – спросил я, подавая Франсуаз зруку, – или они купили его потом?
– Я не знаю.
– Сэр Томас должен знать.
– Вы задержались в дороге, – произнес Соверин Риети, выходя из дверного проема.
Двери в нем не было – это принято у аспониканцев, но дом перед нами скорее походил на хижину доброго фермера.
– Мне надо было поесть, – бросила Франсуаз. – Вам не идет форма священника.
Соверин пробежал белыми толстоватыми пальцами по воротнику.
– Жаль, что приходится обманывать людей. Но на нас и так обращают слишком много внимания. Мы должны быть как все.
– Для этого вас пришлось бы лоботомировать, – пробормотала Франсуаз, поймала мой взгляд и непонимающе нахмурила брови, потом ее глаза сверкнули неудержимой яростью.
Поскольку я выступал в роли монсеньора, пусть даже всего лишь исполняющего обязанности. Франсуаз отводилась роль помощницы. Она процедила что-то сквозь зубы насчет меня и моей привычки сваливать тяжелую работу на слабую девушку и раскрыв багажник, извлекла большой футляр из темно-синей кожи.
В нем находился топор верховного палача.
Франсуаз предстояло таскать его за мной на протяжении всего рейда, и мне оставалось только гадать, какие планы мести за это подчиненное положение крутятся у нее в голове.
– Вам помочь? – осведомился Соверин, протягивая руку.
– Я справлюсь, – отозвалась Франсуаз. – Мне не привыкать.
– Познакомьтесь с моей правой рукой, – произнес Риети и в самом деле протянул мне правую руку.
Озадаченный таким началом, я не сразу сообразил, что глава общины указывает на человека, выходящего из глубины двора.
Трое послушников катили деревянные тачки, наполненные фруктами.
– Они мудро делают, что ничего не продают, – заметила Франсуаз. – Ни один санитарный контроль не пропустил бы эту дрянь.
– Айвен – мой помощник, и я доверяю ему, как себе самому.
Подошедший к нам человек сутулился, и это казалось еще более заметным рядом со стройным Соверином. Его темно-рыжие волосы были взлохмачены, а рот открывался и закрывался, словно набирал обороты прежде, чем начать произносить слова.
– Познакомься с новым монсеньором, Айвен, – сказал Соверин. – Он должен найти источник ереси, появившейся в нашем братстве.
Айвен не подал мне руки, и я был этому рад, ибо пот на его ладони обильно перемешался с грязью.
Айвен сплюнул:
– Мы сами можем найти источник зла, мэтр Соверин.
– Таковы правила, Айвен. – Риети положил руку ему на плечо и заглянул в глаза. – Мы должны подчиняться им. Нельзя постичь знание, если нарушаешь законы.
– Сократ сдох, следуя этой максиме, – ответил Айвен. Он посмотрел на меня, затем на Франсуаз и быстро нашел способ нас уязвить.
– На пару слов, мэтр Соверин. У нас проблемы с апельсинами. Надеюсь, это не входит в вашу компетенцию, монсеньор?
– Либо Айвен – недоразвитый, либо они любовники, – сказала Франсуаз, когда оба сектанта отошли в сторону.
– Не удивительно, если вокруг почти все – мужчины. Кстати, интересно, как приходится тут женщинам.
– Все-то тебе интересно. Я могу поставить его на пол?
– Нет, Френки. Это очень ценный саквояж, а на земле много камешков. Ты не должна выходить из роли.
– Пройдемте, – произнес Айвен. – Я покажу вам ваши комнаты. Ваша будет в главном здании, монсеньор. В ней всегда останавливаются члены Конклава, когда посещают нашу обитель. Вы, – он вновь окинул взглядом Франсуаз, – будете спать в общей комнате для женщин.
