Дэш проезжал мимо знакомых зданий и примет – скалодром в три этажа, восьмидесятифутовая дюльферная башня, бассейн олимпийских размеров – и старался загнать поглубже клубок противоречивых чувств, который набухал внутри. С тех пор как Дэш ушел из армии, он ни разу не бывал в Форт-Брэгге, и это возвращение отдавало горечью.
Дэвид подъехал к нужному зданию и припарковался. Через пару минут он уже входил в кабинет Джима Коннелли. Пожал руку мужчине в форме, сидящему за письменным столом, опустился в кресло напротив и положил свой портфель рядом, на пол. Дэш много раз бывал в этом кабинете, но впервые попал сюда в качестве гражданского лица. На книжной полке в безупречном порядке выстроились труды по военной истории и стратегии. Полковник был опытным фехтовальщиком, и посредине стены, за столом, висела фотография, момент, пойманный мастером, – двое фехтовальщиков, сошедшихся в бою на дорожке.
У полковника было угловатое лицо, подстриженные по-военному светло-каштановые волосы и аккуратные усы. Сорок восемь, на семнадцать лет старше Дэша, но, несмотря на разницу в возрасте, обоих мужчин окружала аура тренированности, компетентности и легкий налет самоуверенности. Характерные приметы людей, которые прошли жесткую школу спецназа.
– Спасибо, что пришел, капитан, – сказал Коннелли, потом поднял брови. – Похоже, теперь мне нужно называть тебя Дэвидом.
– Разочарованы? – вздохнул Дэш.
– Чем, твоей отставкой?
Он кивнул.
– Кто может обвинять тебя после Ирана?
Девять месяцев назад Дэша нашли в кровавой куче на иракской стороне границы с Ираном. Он оказался единственным выжившим членом группы, отправленной на операцию, которая пошла ко всем чертям. Дэш потерял троих парней, каждый из которых был ему братом. Он много раз прокручивал в голове проклятую операцию, проклиная себя за то, что не оказался умнее, быстрее или осторожнее. Дэш винил себя в гибели своих солдат. Он выжил, а они – нет. Военные психологи настаивали на естественности такой реакции, но это было слабым утешением.
– Не уверен, что вы ответили на вопрос, – упорствовал Дэш.
– Ладно, – ответил Коннелли. – Как полковник спецназа, я разочарован. Дэвид, ты очень хорош. Лучше не бывает. Умный, решительный, изобретательный… Я ненавижу терять таких людей, как ты.
Он открыл рот, собираясь сказать что-то еще, но передумал.
– Продолжайте, – предложил Дэш.
Коннелли долго смотрел на своего гостя, потом вздохнул.
– С другой стороны, как друг, – искренне сказал он, – пусть я и сожалею о решении, вызванном такой трагедией, считаю, ты поступил правильно. И я рад за тебя.
Полковник помолчал.
– Ты очень хорош, – тщательно подбирая слова, продолжал он, – но ты не сочетаешься с армией. И дело не в твоей непочтительности или неприязни к дуракам, хотя и то, и другое – правда. Ты слишком глубоко задумываешься. И никогда не сможешь хладнокровно относиться к необходимости отнимать чужую жизнь. Ты можешь быть непревзойденным воином, но ничто не изменит фактов – у тебя душа ученого. – Коннелли покачал головой. – Военная служба подрывала твой природный оптимизм и чувство юмора. Еще до Ирана.
Дэш прищурился, обдумывая слова Коннелли. Он всегда и везде находил, над чем посмеяться. Но чем дольше он раздумывал, тем яснее понимал правоту полковника. Служба год за годом подрывала одну из основ его личности.
Уйдя из армии, Дэш устроился в «Охранные услуги Флеминга», самую крупную в Вашингтоне, не считая Секретной службы[2], охранную компанию. Процветающий бизнес, хорошая зарплата, но Дэш понимал, что его сердце больше не лежит к такой работе. Он находился на распутье. Пришло время решать, что же делать дальше с собственной жизнью, и хотя Дэш еще не знал, куда двинется, он не сомневался – там не должно быть оружия, адреналина и смертельно опасных трудностей.
В конечном счете, полковник был прав. Даже если вы хороши в каком-то деле, это еще не значит, что дело подходит вашей личности или психике.
– Спасибо, полковник, – от всей души сказал Дэш. – Я благодарен вам за искренность.
Он помолчал пару секунд, потом, показывая, что больше не желает быть предметом обсуждения, добавил:
– А как дела у вас?
– Со времени твоей отставки мало что поменялось, – пожал плечами Коннелли. – Мы по-прежнему выигрываем войну с террором по сотне раз на дню. Конечно, есть одна проблема, – нахмурившись, продолжил он. – Нам нужно выигрывать каждый раунд, а им достаточно выиграть только один раз. А значит, я не могу позволить себе роскошь совершить ошибку.
Долгая пауза.
– Но я позвал тебя не для того, чтобы грузить своими проблемами, – закончил полковник.
– Только одной из них, верно? – поднял бровь Дэш.
– Верно, – рассмеялся Коннелли.
На несколько секунд комнату накрыло неловкое молчание. Наконец полковник опустил взгляд и с сожалением вздохнул.
– Дэвид, я рад тебя видеть, – начал он, – хотя желал бы других обстоятельств нашей встречи. Но ты и сам знаешь, я не стал бы просить тебя приехать сюда, если бы речь не шла о деле исключительной важности.
– Я знаю, полковник, – ответил Дэш и выдавил улыбку. – Это меня и беспокоит.
Коннелли открыл ящик стола, достал коричневую папку-гармошку и толкнул ее через стол. Дэш послушно взял папку. По просьбе полковника он достал из нее файл с пачкой фотографий восемь на десять и посмотрел на верхнюю. Женщина. На вид лет двадцать пять, в потертых джинсах и простом джемпере с треугольным вырезом. Милая. В точности во вкусе Дэша. Свежее личико. Типичная соседская девчонка. Дэш посмотрел на Коннелли и вопросительно поднял брови.
– Кира Миллер, – начал Коннелли. – Двадцать восемь лет. Рост пять футов семь дюймов. Вес сто двадцать два фунта.
Дэш вновь взглянул на фотографию. Игриво поблескивающие голубые глаза и легкая, расслабленная улыбка говорили о незамысловатом и дружелюбном характере, хотя Дэш отлично знал – не стоит судить о характере человека по одной фотографии.
– Родилась в Цинциннати, штат Огайо, училась в средней школе «Мидлбрук», – механически продолжал Коннелли. – Родители умерли. Старший брат, Алан, тоже умер. Лучшая выпускница «Мидлбрук» в шестнадцать. В девятнадцать окончила с отличием Чикагский университет, степень бакалавра в молекулярной биологии. В двадцать три получила докторскую степень[3]в Стэнфорде, молекулярная нейробиология.
– А когда обычно получают докторскую степень? – поинтересовался Дэш.
