Со своим пистолетом Вдовин не сможет ничего. Разве что в отчаянии попытается рвануть вперед, прорваться, запетлять между деревьями. Словно читая его мысли, особист приподнялся на все четыре, на миг принял спринтерскую стойку, рванул с места, будто выполнял спортивный норматив на беговой дорожке. И дал стрекача, помчавшись от машины вперед по кратчайшему расстоянию – к широкому стволу дуба.
На передовой Василий Вдовин не был никогда.
Это Гонта знал точно.
Не принимал особист боя с немцами – также не подлежащий сомнению факт.
Однако, спасая жизнь, капитан НКВД действовал, словно опытный воин. Двигался грамотно и вполне мог добежать до укрытия, уцелеть, прикрыть огнем отход разведчика.
Но противник не оставил ему шанса. В какой-то момент Гонте даже показалось – со Вдовиным играют, дают ему шанс до последнего. Но стоило ему добежать до дуба, как автоматные очереди, выпущенные одновременно с двух сторон, буквально срезали его на бегу, даже развернули.
Взмахнув руками, пошатнувшись и выронив пистолет, особист рухнул спиной на ствол. Сполз по нему. И замер в нелепой позе.
Когда человека убивают, совсем не к месту отметил Дмитрий, поза его обычно неуклюжа, позорна, даже унизительна. Люди не должны уходить из жизни вот так. Им предназначено природой жить до старости, встречать смерть в собственных постелях.
Теперь и его очередь умереть.
Гонте не хотелось, чтобы его тоже расстреляли лежачим.
Он поднялся, фиксируя движение противника с двух сторон.
Руки невольно поднялись на уровень плеч. Сдаваться разведчик не собирался. Инстинкты срабатывали сами по себе, врага просто нужно подпустить поближе, выиграть время.
Один из немцев выступил из-за дерева.
Со своего места капитан мог хорошо рассмотреть его.
Разглядел.
И все равно до конца не поверил – слишком уж невероятным оказалось происходящее.
Потому что Гонта узнал противника еще до того, как тот опустил «шмайсер» и свободной рукой снял каску, открыв бритую голову.
Тому же, кто вывел из строя старшину Орешкина, даже не надо было разоблачаться – достаточно оказалось выкрика:
– Как дважды два, командир!
В «немцах» командир разведроты узнал своих взводных: лейтенанта Павла Соболя, до войны – учителя математики, и старшего лейтенанта Ивана Борщевского, который при каждом удобном случае брил наголо идеально круглый череп. Что выделяло его среди прочих, не позволяя спутать ни с кем.
Но легче капитану от этого не стало.
Нереальность и явный ужас происходящего обрушились на Гонту моментально.
Нет такого человека, который хотел бы погибнуть на войне. Но в этот миг капитан подумал: лучше бы на них напали настоящие немцы. Диверсанты или солдаты, выбирающиеся из окружения. И лучше бы он сейчас принял смерть – нелепую, как любой насильственный уход из жизни в полном расцвете сил.
Двое офицеров Красной Армии, переодевшись немцами, устроили засаду на «виллис» начальника особого отдела полка. И на глазах своего комроты убили капитана НКВД Вдовина.
Смертный приговор для вчерашнего школьного учителя и выпускника Оренбургского военного училища уже звучал в ушах Гонты. Прямо здесь, в лесной тиши. Хотя, конечно же, никто вокруг ничего не слышал. Вокруг вообще стояла слишком уж спокойная, какая-то убаюкивающая тишина.
Место для операции выбрано со знанием дела, выстрелов никто не услышит, но…
Черт возьми!
– С ума сбрендили!
Ничего другого в голову не пришло. Да и «сбрендили» в данной ситуации – явно не совсем точное и верное объяснение происходящего.
– Ага, двинулись мозгами, – охотно подтвердил Соболь. – Ты правда хотел, командир, чтобы эта пакость тебя в особый отдел фронта доставила? Хотя… Если что – все вопросы вон к товарищу лейтенанту. Это он ум наморщил. Мое дело – поддержать инициативу. И спасти своего командира.
Пока Павел объяснял, Борщевский подошел к «виллису», вытащил из-под сиденья портфель особиста.
Открыл, быстро перебрал бумаги.
Сейчас он вел себя точно так же, как если бы группа перехватила немецкую машину. Шерстя трофейные документы, оценивая важность добычи. По-прежнему не находя слов, так и не поняв, какие нужны – благодарности, отчаяния или порицания, Гонта глянул в сторону овражка, где лежал без движения Орешкин. Перехватив взгляд командира, Соболь поднял руки, выставил перед собой, словно собираясь сдаться.
– За кого ты нас держишь, командир? Сержанта отключили по науке. Главное в нашем деле – чтобы он успел перед этим фрицев срисовать. Засек, я так мыслю. Как по-немецки шпрехали, тоже слыхал.
Гонта даже не спрашивал, кто говорил: Соболь еще до войны, в институте, освоил язык вероятного противника довольно хорошо. Борщевский между тем разложил документы Вдовина на капоте «виллиса», приготовил зажигалку.
– Засада. Ежу понятно. Как отбились – это уже, командир, ты сам ум морщи. Главное – побольше про то, как наш Удав героически погиб в неравном бою с фашистами. Откуда фрицы тут, в нашем тылу взялись, нехай себе те, кому надо, головы ломают.
Красно-синий огонек «катюши»[2]вспыхнул, лизнул тонкую стопочку рапортов и докладных. Листы занялись разом.
– Гори, гори ясно, чтобы не погасло, – известную детскую присказку лейтенант произнес, словно заклинание.
Тем временем Соболь, опустившись на колени перед мертвым особистом, ловко и быстро обыскал труп. Нащупал и вытащил из его кармана пистолет Гонты, подбросил на ладони.
– Твой, командир? – И, получив в ответ молчаливый кивок, спросил: – Обойму он что, выкинул?
– В кителе глянь, Павло.
Капитану очень хотелось вмешаться в действия подчиненных.
Более того – приказом запретить все, что здесь происходит.
Однако Гонта понятия не имел, к чему приведет команда: «Отставить!» Потому продолжал быть зрителем разворачивающейся специально ради него драмы. Более того – точно угадывал каждое следующее действие.
Для Дмитрия Гонты это предугадывание не представляло особой сложности. До войны у себя в Бахмаче он служил в милиции. Даже ожидал повышения, документы ушли по инстанции перед самой войной. Вот только вместо ожидаемой должности начальника розыска получил в июне 1941 года в подчинение взвод таких же добровольцев. И отправился на фронт, даже не успев пройти вместе с ними минимальную подготовку. Это потом были ускоренные офицерские курсы, когда немцев отбросили от Москвы.