Нынешняя поездка в Питер имела для Маликова кроме деловой стороны еще одну. Последняя была для Игоря Андреевича, конечно, менее важной, чем решение неотложных проблем с питерскими партнерами, но зато долго ожидаемой и греющей начинающую черстветь душу депутата.
В Питере у него осталось много друзей… Именно друзей, хотя это слово и лишалось всякого смысла в той сфере, где вращался в последние годы Маликов. Эти же люди были совершенно из другого мира, и иначе он назвать их не мог. Да и нравилось ему думать о них так: «Мои друзья…» Чем-то веяло от этого словосочетания юношеским, бодрым, надежным и простым, как утренняя эрекция, как устранение легкого, скорее приятного, чем мучительного, похмелья кружкой холодного пива у ларька на набережной канала Грибоедова.
Друзья были оттуда — из институтской еще молодости. Товарищи по буйной студенческой жизни, безотказные подружки и крепкие парни, способные и от гопоты уличной сами себя защитить, и по полтора литра принять на грудь, оставаясь при этом людьми, а не съезжая в грязное скотство, которого, к удивлению своему, Маликов в последнее время хлебнул изрядно — на московских пьяных посиделках, в какой-нибудь закрытой сауне, или на правительственных дачах.
Слабаками оказались большинство его коллег-депутатов, бизнесменов и бандитов. Хилыми на выпивку и почти беспомощными в вопросах секса. Об этом Маликову сообщали девочки, которых он сам иной раз «подкладывал» под своих «товарищей» по политическим играм, всегда помня о том, что самая большая ценность — это информация.
Девочки и рассказывали Маликову о болезнях и немощах самых с виду крутых бандитов — лидеров преступных кланов, об импотенции брутальных кинозвезд, о слабости и беспомощности в постели видных политиков. А уж об извращениях — Маликов мог написать целую книгу, целый роман, непременно ставший бы бестселлером. Генералы, министры, президенты крупнейших компаний… Игорь Андреевич, конечно, сам не являясь ангелом, предполагал, что все они не без греха, но о том, что это такой страшный паноптикум, даже не догадывался.
Он мог споить любого своего коллегу по Думе, пивал и с журналистами обоих полов, неоднократно убеждаясь в том, что эта братия посильнее политиков и что с ними нужно держать ухо востро. Потом, поняв, что толерантность журналистов, видимо, чисто профессиональная черта, перестал соревноваться с ними в выпивке. Такие игры могли выйти ему боком.
Однако приходилось поддерживать имидж «молодого реформатора» — в доску своего парня, рассказывающего студенческие анекдоты, читающего иной раз лекции в МГУ (мог ли он подумать когда-то, со скрипом сдавая сессии в Политехе, что окажется на кафедре Московского университета, перед полным залом первокурсников, внимающих каждому его слову?), болтаясь по банкетам и презентациям, чокаясь с теми, с другими, произнося остроумные тосты и с аппетитом закусывая. В общем, изображать человека во всех отношениях положительного, не страдающего «комплексом Горбачева» (отношение последнего к проблеме пьянства заставило отвернуться от популярнейшего политика весь русский народ).
Но Маликов мучался. Мучался тем, что не может по-настоящему отдохнуть, так, как он любил, как в студенческие годы — пить сколько пьется и не думать о том, чем это может обернуться завтра.
А получалось-то что? В «своем кругу» ему пить и вообще «отдыхать» становилось скучно: собутыльники не держали дозу, валились лбами на стол с отвратительным хрюканьем, и их развозили по квартирам шоферы с телохранителями. А те, кто не валились, начинали внимательно следить за Маликовым, ловя каждое его слово, надеясь, видимо, что он по пьяному делу разболтает какие-нибудь свои секреты.
С господами попроще — теми же журналистами, актерами, писателями — было все наоборот. Среди этой братии попадались такие титаны, которые могли запросто «убрать» Игоря Андреевича по количеству выпиваемого. Да он, в принципе, мог бы на это наплевать, если бы… Если бы они были нормальными людьми, а не шакалами, которые завтра же, расслабься он хоть на секунду, начнут рвать зубами на куски его репутацию и станут насыщаться его, фигурально выражаясь, плотью и кровью…
В Питере Маликов решил расслабиться как следует. Он навел справки о своих старых товарищах. В основном, его интересовали давние подружки, одни воспоминания о которых до сих нор заставляли его тихонько скрипеть зубами и сжимать кулаки. Удивительно, но никакие изыски дорогих московских шлюх, по мнению Маликова, не могли сравниться с неистовыми страстями ленинградских студенточек. Конечно, они сейчас повзрослели, уже не такие гладкие и нежные, как прежде… Но прыти-то у них, наверняка, не поубавилось!
Собранная информация внушала некоторые надежды. Далеко не все из его прежних товарищей и подружек по комсомольским оргиям обзавелись семьями. Вот, например, Наташка Белкина холостая… Какая была красавица: худенькая, маленькая, верткая — воплощенный секс!
Сейчас она работала на загнивающем, дышащем на ладан питерском телевидении, но это ничего не значило. Питерские журналисты кардинально отличаются от своих столичных товарищей по цеху: они не такие подлые и продажные. Может быть, просто бедные, настоящих денег не нюхали? Вкуса их не ощутили? Во всяком случае, Маликов не боялся показаться перед Наташкой во всей красе.
Он позвонил ей из Москвы, выслушал негодующий («Подонок, не звонишь, зазнался в столице, забыл старых друзей!»), восторженный («Игорек, приедешь, правда, увидимся? Ты мой сладкий!») и очень многообещающий («Ну, если не побрезгуешь в гости зайти, может, и прощу тебя, так и быть…») Наташкин монолог, договорился о встрече и повесил трубку с ощущением, что предстоящий визит в Питер начинает складываться.
Одной Наташкой Маликов не собирался ограничиваться. Слишком он соскучился по Питеру, слишком сильны были ассоциации, которые вызывал в нем город его молодости, город легких и крупных успехов, город, где как по маслу катилась его юность и практически сложился фундамент, ставший основанием всей маликовской карьеры.
Главное дело, ради которого он туда ехал, презрев московскую суету и, казалось бы, совершенно неотложные мероприятия, самое главное дело — встреча с Боровиковым и окончательное решение вопроса о финансировании нового депутатского блока, организатором которого, разумеется, выступал Маликов. А Боровиков в телефонном разговоре намекнул ему, и довольно прозрачно, о том, что у него есть сейчас возможность развлечь московского гостя не хуже, чем в столице развлекают, что у него теперь целое «агентство оздоровительных услуг», причем самого широкого профиля.
Но сегодня до «агентства» дело не дошло. Сегодня Маликов полдня просидел в офисе Артема Виленовича на Васильевском острове, обсуждая проблемы финансовые. Здесь же и отобедали — ни Маликов, ни Боровиков не хотели афишировать свою встречу. Дело, которым они занимались, было не для посторонних ушей. Конечно, кое-какие слухи о том, что Маликов встречался в Питере с Артемом Виленовичем, наверняка, просочатся, но они должны остаться только слухами, от которых Маликов всегда мог откреститься — мало ли что болтают об известных людях, к этому уже давно пора всем привыкнуть.
Действительно, репутация Артема Виленовича Боровикова, носившего в миру кличку Гриб, представлялась далеко не безупречной. И молодой демократ, народный любимец, спортсмен и обаяшка Маликов по всем законам добра и зла не должен был иметь никаких общих дел с мафиози — с уголовным прошлым столь явным, что и о характере нынешних его занятий ни у кого не возникало ни малейших сомнений.
