Профессор говорил мягким, хорошо поставленным, воистину профессорским голосом. При этом он смотрел в глаза именно мне…
У классных сыщиков есть свойство — от их ласкового взора хочется написать явку с повинной и признаться во всех преступлениях, начиная от разбитого в первом классе оконного стекла. Глаза профессора призывали исповедоваться в том, что твоя двоюродная тетка считала себя Марией Медичи, дед имел славу деревенского маньяка, а тебе самому ночами мерещатся пушистые шебуршинчики из подотряда рукокопытных… Фу, холера, не в чем мне исповедоваться!
— Почему же он так враждебно настроен к психически больным? — спросил шеф.
— Психбольные чаще отрицают у себя заболевание, и этот разлад с собой порой приводит к агрессии против своих товарищей по болезни.
— Он же опасен.
— На словах. При таком поведении пропасть между поступком и мыслью достаточно широка… Извините, вынужден вас оставить. Дела.
Он сердечно распрощался с нами. Пожимая мне руку, загадочно произнес:
— Приятно было с вами познакомиться. Думаю, мы еще встретимся.
— Только не в вашей вотчине.
— Как знать…
На второй акт профессор не остался. Вместе с голубоглазым зомби он удалился, оставив меня в некотором замешательстве и недоумении.
— Мировая величина, — с уважением произнес шеф. —
Почетный член множества академий, профессор ряда западных университетов. Главврач новой Подмосковной клиники на базе недостроенного медцентра четвертого управления Минздрава.
— С телохранителем ходит.
— А как же, Гоша. Он же не то что мы. Имеет дело не с мирными рэкетирами, убийцами и насильниками. У него — контингент — ого-го… Ценное знакомство ты сегодня приобрел. Еще спасибо скажешь.
— Ха, — оценил я шутку шефа.
— Кстати, слышал о новом Указе Президента от двадцать девятого мая? — спросил шеф.
— Не припомню.
— «О психиатрической помощи населению». Там сказано, что милиции надлежит усилить работу среди общественно опасных психически больных. Наш Главк первый откликнулся на Указ. Начальник ГУВД издал приказ, по которому на МУР возлагается оперативное прикрытие этой преступной среды. И выделяется штатная единица.
— Сумасшедший дом, — воскликнул я.
— Эту единицу передали нам в отдел.
— Чего только не бывает.
— В приказе сказано — назначить наиболее опытного сотрудника, имеющего стаж оперработы не менее пяти лет.
— И с хорошими нервами, — добавил я. — Кто послабже, узнав о таком назначении, моментом застрелится.
— Кстати, у тебя пистолет с собой? — вдруг подозрительно заботливо осведомился шеф.
— Нет.
— Отлично… Тебя на эту должность и назначили…
В студии телевидения надутого бизнесмена обкомовско-комсомольского розлива допрашивает глубокомысленно-озабоченный обозреватель.
— Оно понятно — инвестиции, дебет-кредит. Слышали не раз. А вот что вы скажете на это. Цитата из газеты «Аргументированные слухи». «Деньги корпорации „Колумб“ нажиты путем крупных финансовых махинаций с кредитами международного валютного фонда».
— Что за чепуха? Мы не имели к этим кредитам никакого отношения!
— Ну-ну, не волнуйтесь. Вот документик-с. Ксерокс с газеты. Пожалуйста… А еще поговаривают, что ваша корпорация похитила семь миллионов долларов из фонда «Дети Чернобыля». Нехорошо.
— Полнейшая чушь! В жизни не видел никаких детей Чернобыля!
— Да вы не нервничайте, не нервничайте. Не надо. Вот документик, цитата из газеты «Московские скандалы».
— Чем мы тут занимаемся?! Что за бесстыдные инсинуации? !
— Ах-ах, обиделся… Скажите лучше мне честно, как на духу — вы вор?
— Мерзавец!
Взрыв негодования, хлоп микрофоном о стол. Уходит. Занавес опускается. Рекламная пауза.
«В этой ветчине так много свинины, что она того и гляди захрюкает. Ветчина „Хам“ так вкусна, что ты и сам, отведав ее, захрюкаешь от удовольствия. Хрю-хрю».
«Когда от работы голова идет крутом и хочется чего-нибудь особенного, сделай паузу, отнеси деньги в банк „Русьинтернейшнл“ — самый устойчивый банк».
«Вас приглашает клуб любителей клоповьих боев. К вашим услугам пивной бар, ресторан с лучшей в Москве кухней, охраняемая автостоянка. Для девушек вход бесплатный»…
Я вдавил кнопку на дистанционном пункте, и экран моего «Шиваки» с готовностью потух. Смотреть повтор вчерашней передачи «Час правды» с ведущим Андреем Карабасовым я не стал. Плавали — знаем. Ничего нового он не скажет.
Я побрился "самым лучшим в мире лезвием «Шик», умылся и услышал щебетанье Клары:
— Завтрак готов.
Небо сегодня не упало на землю, но я не удивился бы подобному казусу. Чему можно удивиться после такого фантастического события — Клара встала раньше меня и приготовила завтрак! И пусть на столе всего лишь жалко желтеет пережаренная яичница и дымится растворимый кофе, но такие мелочи не в силах умалить торжественность момента.
Клара чмокнула меня в щеку, оставив отпечаток сиреневой, с блестками помады — конечно же, она не могла стряпать завтрак, предварительно не приведя себя в порядок и не наведя марафет.
— Поешь, дорогой. Я так старалась.
В последние дни с Кларой творилось что-то странное.
Ее никогда нельзя было упрекнуть в излишнем внимании к окружающим, особенно ко мне. Она — существо очаровательное, с наивной непосредственностью эгоистичное, но при этом мягкое и доброе, готовое всегда пустить жалостливую слезу. А в последнее время она неожиданно стала заботлива до елейности.
Сперва начала настойчиво интересоваться доселе не слишком занимавшими ее вопросами — как там мое самочувствие, мое настроение, мои желания. И вот дошло до завтраков. Чудес не бывает. За считанные дни только в кино становятся другими людьми. Просто у нее что-то на уме. Возможно, она затеяла какой-нибудь тайный флирт. Время от времени она уходила от меня к очередному «очаровательному мальчику, такому нежному и богатому», однако вскоре, разочаровавшись в новом властелине своего сердца, возвращалась к надежному, как сейф «Трезор», тертому волку Гоше Ступину, то есть ко мне. В общем, сейчас Клара выглядела, как кошка, которая слопала сметану и, подлизываясь, виновато трется о ноги хозяина. Знает, киска, чей «Вискас» съела. А я не знаю.
— Как тебе яичница, дорогой? — Клара преданно смотрела мне в рот.
— Просто изумительно.
Я с трудом проглотил кусок подошвенно-жесткой яичницы. Ненавижу яичницу. Особенно глазунью. Такое ощущение, будто глотаешь что-то живое.
