Николь очень терпелива. Пока она чистила лук и картошку, я подробно излагал ей все технические соображения, по которым меня могли выбрать. Николь слышит в моем голосе эйфорию, с которой я безуспешно стараюсь совладать, но она меня переполняет. Вот уже два года я не получал подобных писем. В худшем случае мне не отвечали, в лучшем – советовали отправляться куда подальше. Меня больше не приглашают, потому что тип вроде меня никого не интересует. Поэтому я голову сломал, пытаясь понять, что стоит за ответом из «БЛК-консалтинг». И кажется, нашел верный ответ:
– Думаю, это из-за премии.
– Какой премии? – спросила Николь.
План по спасению старшей возрастной категории работоспособного населения. Оказывается (если бы правительство спросило меня, я мог бы помочь сэкономить на исследованиях, которые, скорее всего, влетели им в копеечку), население старшего возраста работает недостаточно долго. Речь идет, разумеется, о тех, кто еще в строю. Оказывается, они прекращают трудовую деятельность, когда страна еще в них нуждается. Это само по себе ужасно, но хуже другое. Часть населения старшего возраста хотела бы работать, но работы найти не может. Вот и получается, что, с одной стороны, есть те, кто слишком рано прекратил работать, а с другой – те, кто вообще не работает, и в результате данная категория граждан представляет собой серьезную проблему для общества. Поэтому правительство решило оказать поддержку всему этому престарелому сообществу. Предприятия, которые согласятся приютить стариков, получат финансовую поддержку.
– Их интересует вовсе не мой опыт, просто их освободят от социальных выплат, и вдобавок они получат премию.
Иногда Николь, изображая скепсис, как-то по-особенному кривит губы и выпячивает подбородок. Мне и это очень нравится.
– А мне кажется, – заявляет она, – что денег у таких предприятий хватает, а на государственные выплаты им плевать, как на прошлогодний снег.
Оставшуюся часть дня я старался прояснить для себя эту историю с премиями. Николь опять оказалась права, аргумент выглядел хлипким: освобождение от выплат распространяется всего на несколько месяцев, а премия покрывает только малую часть зарплаты работника этого уровня. К тому же она снижается пропорционально доходу.
Нет, за несколько минут Николь пришла к выводу, на который мне потребовался целый день: если «БЛК» вызывает меня, значит их заинтересовал мой опыт.
На протяжении четырех лет я надрывался, пытаясь объяснить работодателям, что человек моего возраста так же активен, как и молодой, а его опыт – синоним экономии средств. Но это аргумент журналиста и годится только для приложения «Работа» крупных журналов, сами же наниматели плевать на него хотели. А тут у меня впервые возникло впечатление, что кто-то действительно прочел мое письмо и изучил резюме. Стоит мне об этом подумать, как я готов то ли горы свернуть, то ли разнести все в пух и прах.
Хорошо бы собеседование состоялось прямо сейчас, немедленно; мне хочется вопить во все горло.
Но я крепко держу себя в руках.
– Не будем ничего говорить девочкам, ладно?
Николь тоже думает, что так лучше. Девочкам тяжело видеть, как их отец бегает по мелким халтурам. Они ничего не говорят, но я-то знаю, что это сильнее их: мой образ в их глазах здóрово поблек. Не из-за того, что я лишился работы, нет, а из-за того, как это на меня подействовало. Я постарел, сгорбился, впал в уныние. Я стал нудным. А ведь они еще не знают, чем я занимаюсь в «Фармацевтических перевозках». Зародить в них надежду, что я получу достойную работу, а потом объявить, что у меня опять ничего не вышло, – это тот негативный пример очередной неудачи, которого я не могу себе позволить.
Николь прижалась ко мне. Осторожно приложила указательный палец к шишке на лбу:
– Может, объяснишь?
Я постарался как мог придать повествованию максимум живописности. Я даже уверен, что получилось очень забавно. Но сама мысль, что Мехмет дал мне пинка под зад, никакого смеха у Николь не вызвала.
– Что ж он за дрянь, этот паршивый турок!
– Не самая цивилизованная реакция для европейской женщины.
Но и эта шутка не возымела того эффекта, на который я рассчитывал.
Николь задумчиво провела рукой по моей щеке. Я видел, что она за меня переживает. Сделал вид, что настроен на философский лад. И все равно на сердце у меня тоже тяжело, а само прикосновение ее руки говорит мне, что мы вступили в эмоционально-деликатную область.
Николь посмотрела на мой лоб и сказала:
– Ты уверен, что на этом все закончится?
Решено, в следующий раз женюсь на идиотке.
Но Николь прикоснулась своими губами к моим.
– Ну и плевать, – заявила она. – Я уверена, что эту работу ты получишь. На все сто процентов.
Я закрываю глаза и молюсь, чтобы мой приятель Шарль, со своими присказками про надежду и Люцифера, оказался просто недалеким пессимистом.
4
Вызов в «БЛК-консалтинг» оказался настоящим потрясением. Я так и не смог заснуть. Меня кидало из эйфории в уныние. Что я ни делал, это не шло у меня из головы, и я прокручивал самые разнообразные сценарии до полного изнеможения.
В пятницу Николь просидела часть дня за компьютером на сайте своего архивного центра и распечатала для меня десятки страниц с юридической информацией. За четыре года я малость подрастерял навыки. Нормативные акты в моей области здорово переменились, особенно в том, что касалось увольнений, – тут наблюдались большие послабления. В менеджменте тоже было много нового. Мода чертовски переменчива. Пять лет назад все просто с ума сходили по трансактному анализу[4], а сегодня он кажется чем-то допотопным. Сейчас у всех на устах «переходный менеджмент»[5], «реактивность сектора», «корпоративное самосознание», развитие «межличностных сетей», «бенчмаркинга»[6], «деловых сетей»… Но больше всего рассуждают о «ценностях», принятых на данном предприятии. Работать теперь недостаточно, требуется «разделять ценности». Раньше предполагалось, что вы должны соглашаться с предприятием, теперь вам предлагается с ним слиться. Стать единым целым. А мне ничего другого и не нужно: наймите меня, и я сольюсь.
