Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80
По мнению самого Артура Конан Дойла, Шерлоку Холмсу изначально было суждено стать олицетворением научного подхода, идеалом, к которому следует стремиться, даже если воспроизвести его в точности не удастся никогда (в конце концов, для чего еще существуют идеалы, если не для того, чтобы оставаться недосягаемыми?). Само имя Холмса сразу же указывает на то, что в намерения автора не входило создание незатейливого образа сыщика в духе былых времен: скорее всего, Конан Дойл выбрал своему герою имя с умыслом, как дань уважения одному из кумиров своего детства, врачу и философу Оливеру Уэнделлу Холмсу-старшему, известному как своими работами, так и практическими достижениями. Прообразом же личности знаменитого сыщика послужил другой наставник Конан Дойла, доктор Джозеф Белл – хирург, прославившийся своей наблюдательностью. Поговаривали, что доктору Беллу достаточно одного взгляда, чтобы определить, что пациент – недавно демобилизовавшийся сержант Хайлендского полка, только что отслуживший на Барбадосе, и будто бы доктор Белл регулярно проверяет проницательность своих студентов, пользуясь методами, включающими эксперименты над собой с применением разных токсических веществ, – вещи, знакомые всем, кто внимательно читал рассказы о Холмсе. Как писал доктору Беллу Конан Дойл, «вокруг ядра, состоящего из дедукции, логических выводов и наблюдательности, которые, насколько я слышал, вы практикуете, я попытался создать образ человека, который зашел в перечисленном так далеко, как только возможно, а порой и еще дальше…» Именно это – дедукция, логика и наблюдательность – подводит нас к самой сути образа Холмса, к тому, чем он отличается от всех прочих сыщиков, появившихся до и, если уж на то пошло, после него: этот сыщик поднял искусство расследования до уровня точной науки.
С квинтэссенцией подхода, присущего Шерлоку Холмсу, мы знакомимся в повести «Этюд в багровых тонах», в которой сыщик впервые предстает перед читателем. Вскоре выясняется, что для Холмса каждое дело – не просто дело, каким оно представляется полицейским Скотленд-Ярда (преступление, ряд фактов, несколько фигурантов, обобщение информации – все это с целью передать преступника в руки правосудия), а что-то одновременно и большее, и меньшее. Большее – поскольку при этом дело приобретает более широкое и общее значение, как предмет масштабных изучений и размышлений, становясь, если хотите, научной задачей. Ее очертания неизбежно просматриваются в предыдущих задачах и, несомненно, повторятся в будущих, общие принципы применимы и к другим, на первый взгляд никак не связанным моментам. Меньшее – поскольку дело лишается сопутствующих ему эмоциональных и гипотетических составляющих – элементов, замутняющих ясность мысли, – и становится настолько объективным, насколько только может быть реальность вне науки. Результат: преступление есть предмет строго научного исследования, подходить к которому надлежит, руководствуясь научными методологическими принципами. А человеческий разум – их слуга.
Что такое «научный метод мышления»?
Когда речь заходит о научном методе, мы обычно представляем себе ученого-экспериментатора в лаборатории – возможно, с пробиркой в руках и в белом халате, – придерживающегося примерно такой последовательности действий: сделать некие наблюдения, относящиеся к какому-либо явлению; выдвинуть гипотезу, объясняющую эти наблюдения; разработать эксперимент с целью проверки этой гипотезы; провести эксперимент; посмотреть, соответствуют ли результаты ожиданиям; при необходимости доработать гипотезу; вымыть, прополоскать и повторить. Вроде бы довольно просто. Но как предпринять что-нибудь посложнее? Можно ли натренировать разум, чтобы он всякий раз автоматически действовал подобным образом?
Холмс рекомендует нам начинать с азов. Как он говорит при нашей первой встрече с ним, «прежде чем обратиться к моральным и интеллектуальным сторонам дела, которые представляют собою наибольшие трудности, пусть исследователь начнет с решения более простых задач». Научный метод основывается на прозаичнейшем из действий – наблюдении. Еще до того как задаться вопросами, определяющими ход расследования или научного эксперимента, или же чтобы принять вроде бы простое решение – приглашать одного из друзей на ужин или нет, – необходимо подготовить фундамент, провести предварительную работу. Недаром Холмс называет основания своих исследований «элементарными». Ибо они действительно таковы, это азы устройства и принципов работы всего на свете.
Далеко не каждый ученый осознает, что это за азы, – настолько прочно они укоренены в его образе мышления. Когда физик придумывает новый эксперимент или химик решает исследовать свойства только что полученного соединения, он не всегда отдает себе отчет в том, что его конкретный вопрос, его подход, его гипотеза, сами его представления о том, что он делает, были бы невозможны без имеющихся в его распоряжении элементарных знаний, накапливающихся годами. Более того, этому ученому будет непросто объяснить вам, откуда именно он почерпнул саму идею исследований и почему изначально решил, что они имеют смысл.
После Второй мировой войны физика Ричарда Фейнмана пригласили принять участие в работе комиссии штата по учебным программам и выбрать учебники естественных наук для старшеклассников Калифорнии. К ужасу Фейнмана, представленные тексты могли скорее запутать учеников, нежели просветить их. Каждый последующий учебник оказывался хуже предыдущего. В конце концов ему попалось многообещающее начало: ряд иллюстраций, изображающих заводную игрушку, автомобиль и мальчика на велосипеде. И под каждой подпись: «Чем приведен в движение этот предмет?» Наконец-то, думал Фейнман, перед ним объяснение азов науки, начинающееся с основ механики (игрушка), химии (автомобиль) и биологии (мальчик). Увы, его радость была недолгой. Там, где он рассчитывал наконец найти объяснение и подлинное понимание, он увидел слова: «Этот предмет приведен в движение энергией». Но что это такое? Почему энергия приводит предметы в движение? Каким образом она это делает? Эти вопросы не то что не получили ответа, но и не были поставлены. Как выразился Фейнман, «это ничего не значит… это всего лишь слово!» И он продолжал рассуждать: «Что следовало бы сделать, так это рассмотреть заводную игрушку, увидеть, что у нее внутри пружины, узнать о пружинах и колесах, а насчет энергии и думать забыть. И только потом, когда дети поймут, как на самом деле работает игрушка, можно обсудить с ними более общие принципы энергии».
Фейнман – один из немногих, кто не воспринимал свои базовые знания как должное, зато всегда помнил о «кирпичиках» – об элементах, лежащих в основе каждой задачи и каждого принципа. Именно это имеет в виду Холмс, объясняя нам, что начинать надо с азов, с таких обыденных вопросов, что мы не удостаиваем их внимания. Как можно выдвигать гипотезы и разрабатывать поддающиеся проверке теории, если не знаешь заранее, что и как надо наблюдать, если не понимаешь фундаментальную природу задачи, о которой идет речь, не раскладываешь ее на основные составляющие? (Простота обманчива – в этом мы убедимся в двух следующих главах.)
Научный метод начинается с обширной базы знаний, с понимания фактов и общих очертаний задачи, которую предстоит решить. В повести «Этюд в багровых тонах» такой задачей для Холмса становится тайна убийства в заброшенном доме в Лористон-Гарденс. В вашем случае речь может идти о решении – сменить профессию или не делать этого. Какой бы ни была специфика проблемы, необходимо дать ей определение, мысленно сформулировать ее как можно конкретнее, а затем восполнить пробелы в ней благодаря опыту прошлого и наблюдениям, сделанным в настоящем. (Как напоминает Холмс инспекторам Лестрейду и Грегсону, не заметившим сходства расследуемого убийства с совершенным ранее: «Ничто не ново под луной. Все уже бывало прежде».)
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80
