Книга 100 дней счастья - Фаусто Брицци

Пять персонажей уже робко показались на сцене: моя жена Паола, мой тесть Оскар, мои дети Лоренцо и Ева и мой лучший друг Умберто, вечно голодный ветеринар, оставшийся без зуба. Не хватает Коррадо, моего второго близкого друга, который работает пилотом в компании «Алиталия». Он довольно предсказуемый тип и уже несколько раз разводился (типичный образчик очаровательного капитана, который соблазняет стюардессу за стюардессой).

Но сначала поговорим о Паоле. Паола. Паола.

Моя Паола.

Паола – невероятно красивая женщина. То есть для меня она – невероятная красивая женщина. Для остальных она просто симпатичная женщина. Это девочка с карими глазами, косичками и округлыми бедрами, что сидит за третьей партой и смотрит на тебя влюбленными глазами, пока ты глупейшим образом делаешь ставку на жеманную блондинку на первой парте. И пока еще не знаешь – а это уже не раз доказанное правило – что жеманные блондинки, сидящие за первой партой, всегда встречаются с второгодниками из одиннадцатого класса. И когда в одиннадцатом ты специально остаешься на второй год, чтобы вызвать интерес в ее глазах и получить хоть какую-то надежду, эта птица все равно проносится мимо.

Паола – итальянская Бриджет Джонс. Она любит посмеяться над собой, она такая светлая, сердечная, и грудь у нее четвертого размера. Такую женщину нечасто встретишь, снег на Мальдивах и то идет чаще. Она обожает читать и с жадностью глотает роман за романом. Например, ее любимая книга – «Маленький принц», Паола собирает издания этой книги на всех языках и любых форматов.

Как я уже сказал, она работает в колледже. Паола – просто Марадонна среди тамошней профессуры. Она преподает итальянский язык, латынь, историю, географию, и все у нее так хорошо получается, что сам Леонардо да Винчи ей в подметки не годится.

И это я говорю не потому, что Паола – моя жена. Она действительно особенный преподаватель.

Сейчас поясню.

Работа преподавателя (а это, пожалуй, важнейшая профессия на свете) не только не ведет к финансовому благополучию, но часто бывает довольно однообразной. Каждый год учитель истории рассказывает в сотый раз очередному потоку, что вот были такие финикийцы, или вот Вторая мировая война разразилось потому-то и потому-то, а учитель математики объясняет интегралы и производные, а учитель латыни объясняет, как просклонять существительные и как перевести поэмы Горация, и так далее, и тому подобное. Частенько преподаватели устают, и им становится скучно. И это делает их скучными для остальных, и потому их предмет уже не вызывает интереса. Другими словами, они уже не так хороши, как прежде. Паола, прекрасно понимая такую опасность, придумала оригинальный способ побороть скуку и монотонность профессии: каждый год она становится «новым» преподавателем. Да, для каждого курса она выбирает новую манеру поведения, начинает иначе одеваться и говорить и не выходит из роли, пока студенты не сдадут экзамены. Однажды она разыгрывала противную старую деву, в другой раз строила из себя спортсменку, потом изображала гиперактивную юморную девчонку и, наконец, злобную и капризную тетку. Студенты, видя, как она меняется из года в год, с ума от нее сходят. Преподавательница-актриса стала их кумиром, хотя и могла поставить на зачете не слишком хорошую оценку. Декан факультета завидует популярности Паолы у студентов и потому недолюбливает ее. Но Паола невозмутимо продолжает свою актерскую деятельность вот уже пятнадцать лет и добилась результатов, о которых мечтает любой актер: неизменного внимания и верного признания со стороны партера (в данном случае партер – около сотни студентов). Я хохотал, когда она приходила домой в образе сексуальной учительницы из фильмов 70-х годов или фройляйн Роттермайер. Я же сказал – гений, да и только. Если бы не любовь к студентам и предмету, она бы стала отличной актрисой. Страсть к преподаванию объединяет нас, хотя я могу научить только контрманеврам да брассу.

Паола – удивительная женщина, что отнюдь не помешало мне изменить ей всего несколько месяцев тому назад. Понимаю, вы уже были готовы проникнуться ко мне симпатией, а тут такое разочарование. Что я могу сказать в свое оправдание? Разве что показать фотографию той цыпочки, которая стала виной моего падения. Нет, боюсь, это только ухудшит дело. В общем, ребята, бессмысленно ходить вокруг да около: после одиннадцати лет совместной жизни я попал в банальную ловушку и изменил жене. Жаль, что так вышло, хотя есть кое-какие смягчающие обстоятельства. Но обо всем по порядку. Мы говорили о персонажах.

Лоренцо и Ева. Мои дети.

Волосы Лоренцо вечно торчат в разные стороны. Он ходит в третий класс, где его считают самым тупым. Учительница не знает, что с ним делать, и повторяет мне раз за разом классическую присказку: «На самом деле он может, но не старается». А кроме того, мой первенец еще и сорванец. Паола говорит, что это я виноват – вечно меня не бывает дома, то я в спортзале, то в бассейне. Я с ней соглашаюсь. Но правда заключается вот в чем: у юного Лоренцо совсем другие интересы. Ему нет ни малейшего дела до египтян и того, как они удобряли свою пустыню илом из Нила. Он знать не хочет, куда подевались вавилоняне и ассирийцы, – все время он посвящает своим любимым занятиям. У него их два: игра на фортепиано и разборка дорогих электроприборов. Два невероятно творческих занятия. Подчас довольно проблемных для окружающих.

Фортепиано принадлежало моим бабушке и дедушке, никто никогда на нем не играл, и они, разумеется, тоже. Возможно, оно досталось им по наследству невесть от кого.

Мы живем на окраине, от центра до нашего дома – целая вечность. Однажды в доме, где проживают две мирные семьи, послышались неуверенные звуки, отдаленно напоминающие аккорды. Звуки шли из подвала. Это Лоренцо решил попытать счастья и стать доморощенным пианистом. Сейчас он уже может воспроизвести на слух любую мелодию, доносящуюся из радио. Не стану утверждать, что в моей гостиной проживает сам Вольфганг Амадей Моцарт, но кое-какие надежды мальчик подает.

А вот его второе увлечение всерьез меня беспокоит. Едва научившись держать что-то в руках, Лоренцо принялся разбирать и производить вивисекцию, как заправский патологоанатом. Но свои вскрытия он обычно проделывает над теми предметами, которые еще можно прекрасно использовать. Он разбирает телевизор, посудомоечную машину, мотор моего автомобиля, ленту в столовой, по которой едут детские завтраки, – словом, все, начиная с миксера и кончая ближайшим к дому светофором. Ему действительно нравятся как механика, так и электроника. И вроде бы это полезное и поучительное увлечение, но основная беда как раз в том, что разобрать-то он разбирает, но не более того. Где бы он ни появился – после него остается ужасный бардак и полный хаос, а любой предмет становится деталями мебели ИКЕА, только вот инструкция не прилагается. Одним словом, очевидно, что времени на учебу не остается. Моя жена, как хороший и усердный педагог, очень обеспокоена. А я не очень. Гораздо больше меня тревожит (и очень огорчает), что Лоренцо до сих пор не умеет плавать – он до смерти боится воды. Его способность держаться на плаву не лучше, чем у затонувшего «Титаника». Едва он оказывается в воде, как тут же, без помощи со стороны айсберга, идет ко дну. Вот беда.