— Надеюсь.
Что-то тут не так, подумала Брэнног, занимаясь чаем. Она чувствовала, что нервы у тетушки напряжены, а от этого нервничала и сама.
— Теперь, когда урожай убрали, ты можешь засесть за свое шитье. Это вещь необходимая, а тебе как раз будет отдых. Кухню я могу взять на себя, Тейган с Мов мне помогут, да Мов, надо признать, уже и сама отменная кулинарка.
— Да, этого у нее не отнять. Предмет моей особой гордости!
— А коли девочки на кухне сами управятся, мы с Эймоном сможем помочь дяде с охотой. Я знаю, ты не хочешь, чтобы я таскала тяжелый лук, но почему бы каждому не заниматься тем делом, какое у него хорошо получается?
На мгновение Айлиш отвела взор.
Так-так, подумала Брэнног, все-то она понимает, и больше того — ей хочется просить их с Эймоном не применять своего дара.
— Я любила твою маму.
— А она — тебя.
— В последние годы мы мало виделись. Но она то и дело давала о себе знать — по-своему, разумеется. В ту ночь, когда родилась Мов, на ее колыбельке, которую Бардан смастерил своими руками, вдруг появилось то маленькое одеяльце — дочурка и сейчас под ним спит.
— Она всегда о тебе говорила с любовью!
— И послала ко мне вас троих. Тебя, Эймона, Тейган. Она явилась ко мне во сне, попросила вас приютить.
— Ты никогда не рассказывала, — прошептала Брэнног. Она принесла чай и присела к очагу рядом с Айлиш.
— Это было за два дня до вашего появления.
Брэнног сложила руки поверх серой, под цвет ее глаз, юбки и стала смотреть на огонь.
— Восемь дней добирались мы до вашего хутора. Это к тебе ее дух являлся. Как бы мне хотелось снова увидеть ее! Но теперь это случается только во сне.
— Она с тобой. Я ее вижу в тебе. В Эймоне. В Тейган. Но в тебе ее больше всего. Ее сила и красота. Ее страстная любовь к родным. Брэнног, теперь ты большая… В твоем возрасте пора подумать и о семье.
— У меня есть семья.
— Я говорю о твоей собственной. Какая была у твоей мамы. Тебе нужен свой дом, мужчина, чтобы возделывал для тебя землю, нужны свои дети.
Айлиш пила чай, Брэнног хранила молчание.
— Хороший мужчина Фиэл. Надежный. Пока была жива его жена, он был ей добрым мужем, уж ты мне поверь. Ему нужна жена, его детям — мать. У него ладный дом, намного больше, чем наш. Он бы хорошо дал за тебя. И Эймона с Тейган тоже бы принял.
— Ты всерьез говоришь? Как же я могу выйти за Фиэла? Он же такой… — Она хотела сказать «старый», но прикусила язык, осознав, что Айлиш с мужем почти однолетки и ненамного моложе Фиэла.
— С ним тебе славно заживется. И брату с сестрой тоже. — Айлиш взяла шитье, чтобы занять чем-то руки. — Ни за что не начала бы такой разговор, не будь я уверена, что он вас никогда не обидит. Он красивый мужчина, Брэнног. Обходительный. Пойдешь с ним гулять?
— Я… Тетя, я Фиэла как кавалера совсем не воспринимаю.
— А вот пройдешься с ним — может, и станешь воспринимать. — С этими словами Айлиш заулыбалась, словно знала какой-то секрет. — Женщине нужен мужчина — чтобы кормил ее, защищал, давал ей детей. Добрый человек с крепким и справным домом, с приятной внешностью…
— Ты что, за Бардана вышла, потому что он был добрый?
— Да иначе бы я за него ни за что не пошла! Ты пока просто подумай. Ему мы скажем, что вернемся к этому разговору после равноденствия. Подумай. Ладно?
— Ладно.
Брэнног поднялась.
— А он знает, кто я есть, Айлиш?
В ней шевельнулась ее сила, та, которую она все время сдерживала в себе. Она шевельнулась от чувства собственного достоинства. И огонь, заплясавший на ее лице, был не только отблеском очага.
— Я старшая дочь Смуглой Ведьмы Мейо. И прежде чем пожертвовать жизнью, она передала мне свою силу — мне, и Эймону, и Тейган. Мы трое — едины. Мы вместе — Смуглая Ведьма.
— Ты еще дитя!
— Послушать тебя, так для колдовства и магической энергии я еще мала, а для брака с Фиэлом — в самый раз.
Признав справедливость этого замечания, Айлиш зарделась.
— Брэнног, родная, разве тебе было плохо здесь все эти годы?
— Хорошо. И я тебе так благодарна!
— Родные без всякой благодарности должны делиться друг с другом.
— Это верно. Родные должны делиться.
Айлиш отложила шитье и взяла Брэнног за руки.
— Ты будешь как за каменной стеной, дочь моей сестры. И тебе будет хорошо. Я уверена: ты будешь любима. Можно ли желать большего?
— Большее — это я сама, — тихо проговорила Брэнног и ушла спать.
Но сон не шел к ней. Она тихо лежала рядом с Тейган, дожидаясь, пока стихнет разговор между Айлиш и Барданом. Наверняка они говорят об этом браке. Об этой хорошей, разумной партии для нее. И убеждают себя, что ее сопротивление — лишь внешнее, от смущения, она просто нервничает. Ведь она еще совсем девчонка!
Точно так же, как когда-то они убедили себя, что она, Эймон и Тейган — такие же дети, как все другие.
Брэнног тихонько поднялась, сунула ноги в мягкие полусапожки, накинула шаль на плечи. Ей нужен был воздух. Воздух. Ночь. И луна.
Она беззвучно спустилась с чердака и тихо отворила дверь.
Ее пес Катл, спавший подле огня, тут же вскочил и без малейшего промедления выскочил на улицу, опередив ее.
Теперь она могла вздохнуть. Ночная прохлада овевала ей щеки, тишина, как ласковая ладонь, действовала на бушевавшую в душе бурю успокоительно. Здесь была свобода. Здесь она свободна настолько, насколько сама пожелает.
Две тени — девушка и ее верный пес — скользнули в чащу. До слуха доносилось журчание реки, вздохи ветра в кронах деревьев. Брэнног ощущала запах земли и слегка едкого торфяного дыма, идущего из трубы дома.
Можно построить магический круг, попробовать вызвать дух матери. Сегодня ей мама необходима. За пять лет она ни разу не заплакала, не позволила себе проронить ни единой слезинки. Но сейчас ей хотелось сесть на землю, зарыться лицом в мамину грудь и выплакаться.
Брэнног положила руку на амулет, который она носила не снимая, — изображение собаки, колдовство на крови, подарок Сорки.
Сохранять ли верность своей крови, своему естеству? Слушать ли собственные потребности, сокровенные желания и устремления? Или, быть может, отбросить их, как детскую игрушку, взяв за главное безопасность и будущее брата с сестрой?
— Мама, — прошептала она, — что мне делать? Чего бы ты от меня хотела? Ты отдала за нас жизнь. Могу ли я ограничиться меньшим?
Брэнног почувствовала, как к ней приближается энергетическое поле и как сливается с ее собственной энергией — подобно тому, как сплетаются пальцы рук. Развернувшись, она стала вглядываться в тени. Сердце бешено забилось, и мелькнула мысль: мама.
