Ознакомительная версия. Доступно 5 страниц из 23
Теперь о такте. Мы отметили два значения этого слова, первое – словарное, общеязыковое – «чувство меры», «умение держать себя подобающим образом». В этом смысле такт, тактичность мало чем, если вообще отличается от того, что обычно понимают под вежливостью, корректностью. Но есть второе значение, описанное Зиммелем в его эссе об общении; такт здесь – умение приспособиться к надындивидуальной системе норм поведения, характерной для специфической ситуации общения. Это приспособление состоит в вынесении за скобки всего личного, индивидуально-интимного и своего рода подмене «реальной» жизни системой абстрактных норм и правил. Когда указывают на «ложь» светской жизни, имеют в виду как раз эти ситуации.
Но именно такая операция – вынесение за скобки всего индивидуального и постановка на это место системы абстракции – и осуществляется при господстве политической корректности. Но только, по Зиммелю, требования такта сугубо ситуативны и не распространяются на жизнь как таковую. Ситуации общения – это изъятия из течения жизни. В противоположность этому политкорректное видение не ситуативно и претендует на тотальное определение жизни. Именно в этом смысле мы говорили, что политкорректность производит альтернативную реальность, подавляя индивидуально-личностные характеристики жизни и подменяя их абстракциями.
И главная абстракция, на которой зиждется вся громоздкая конструкция политкорректного мира, – это абстракция равенства. Собственно, политкорректность и есть современное воплощение принципа равенства.
Рождение политкорректности из духа равенства
Равенство – это, наверное, самый распространенный и общепризнанный принцип современной политики. Массовое общество, массовая демократия и массовая политика представляют собой ту почву, на которой произрастают идеи равенства. Ликвидация сословий сняла барьеры и фильтры между индивидами «разного сорта», которым априори полагались разные достояния и достоинства. Поэтому жить в условиях массовой демократии означает, как показывает берлинский философ Норберт Больц, жить в условиях постоянного равенства и сравнения себя с другими; ненависть к неравенству, говорит он, есть демократическая страсть par excellance. Из этого можно сделать вывод, что чем демократичнее общество, то есть чем больше равенства достигнуто, тем невыносимее становится всякое имеющееся или возникающее неравенство. Громче и громче звучит требование справедливости. Хотя содержательно определить справедливость невозможно или очень трудно – у многих людей очень разные представления о ней, – невозможно не согласиться с тем, что самым очевидным проявлением справедливости должно быть «усиление равенства». С этим согласны практически все партии, все политики, не говоря уже о простых людях, постоянно сталкивающихся с фактами вопиющего неравенства. Как выразительно пишет тот же Больц, «социальная справедливость через «большее равенство» представляет собой сегодня ценность, которую невозможно не принять. [Для всех политических сил в современном мире]… это принцип консенсуса номер один»[7].
Прямым следствием этого консенсуса является подавляющее все прочие принципы требование обходиться с неравными как с равными, что рассматривается как одно из самых больших ценностей и достижений современности. Люди должны – и в цивилизованных странах это долженствование воспринимается как самоочевидное – считать равными белых и черных, мужчин и женщин, бедных и богатых, больших и маленьких, умных и глупых и т. д. Это и есть требование политической корректности, порождающей огромное количество парадоксов и абсурдов в политике и публичной жизни. Есть парадоксы и абсурды обычные, привычные, можно сказать, впитанные с молоком матери, в которых образованному человеку уже и усомниться-то неприлично. А есть парадоксы и абсурды новые и пока непривычные, но считающиеся обязательными в не меньшей степени, чем старые. К первым можно отнести любого рода принципы и требования универсализма в политике, например, всеобщее избирательное право, где действует универсальный принцип «один человек – один голос», причем вес этих голосов абсолютно тождественен, независимо от того, что один голос принадлежит, скажем, гениальному ученому, умнейшему политику или благородному филантропу, а другой – никчемному пьянице или просто идиоту, вообще неспособному сформулировать рациональное суждение. Эти голоса не сравниваются и не взвешиваются и оказывают равное влияние на принятие политических решений. Об этом мы еще будем говорить далее в разделе, посвященном общественному мнению.
Но существуют и сравнительно новые абсурды, порожденные идеологией политкорректности в ее зрелом современном состоянии. Например, подведение под одну категорию, то есть фактическое признание равенства, как в правовом, так и во всех прочих отношениях классической разнополой и гомосексуальной семьи. В некоторых кантонах Швейцарии даже заключаются церковные гомосексуальные браки. Это торжество принципа равенства в образе политкорректности.
Прежде чем пытаться понять феномен политкорректности в его исторической и политической определенности – еще несколько выразительных примеров. Например, политкорректность ограничивает политиков и табуирует определенные темы, даже крайне важные в современной социальной и демографической ситуации, например, национальные и этнические проблемы и отношение к иммигрантам. Это касается как России, так и Запада. Достаточно вспомнить яркий, но краткий взлет партии «Родина» несколько лет назад. Необязательно утверждать, что подход партии «Родина» к национальным и этническим проблемам и к проблеме иммигрантов был правильным. Достаточно того, что он был, а у других, политкорректных партий его не было. Замалчивание проблемы и изъятие ее из общественной дискуссии не может иметь положительных последствий для общества.
То же относится и к Западу. Лучше всего аргументировать из собственного опыта. Я помню, как во время выборов в бундестаг ФРГ в 2002 году, где мне довелось быть наблюдателем, решающим фактором стала проблема иммиграции и адаптации иммигрантов, тревожащая многих жителей страны. Но парадоксальным образом она сыграла свою важную роль именно по причине ее отсутствия в политической дискуссии. В предвыборных спорах неоднократно складывалась ситуация, когда консервативные партии вплотную подбирались к этой животрепещущей теме… и отступали, переходя к достаточно банальным вопросам социальной политики и экономики. В воздухе буквально висело ощущение негласного запрета на серьезное и принципиальное обсуждение этой темы. Табу! Отсутствие такого обсуждения сыграло огромную роль на выборах, ибо реальная постановка проблемы и острая дискуссия привели бы к достаточно резкому изменению партийного ландшафта. Политкорректность, таким образом, стала средством цензуры политической жизни.
Истолкование неравных как равных – цветных и белых, детей и взрослых, мужчин и женщин, бедных и богатых, маленьких и больших, глупых и умных, наконец, даже людей и животных – стало сегодня ценностью в себе. Не важно, каков человек – в отношении к нему мы не имеем права показать, что воспринимаем его в его особости и уникальности. Он для нас должен быть человеком вообще, абстрактным человеческим существом – голова, две руки, две ноги. Как в детской считалке: «Палка, палка, огуречик – вот и вышел человечек». Истинные его особенности и характеристики относительны, правовой и политический статус абсолютен.
Ознакомительная версия. Доступно 5 страниц из 23
