— Ты тоже, — весело прощебетала Фрея.
Майкл не среагировал. Он смотрел сквозь нее с выражением отчаянной решимости на лице. Никакие ее уловки не способны были его отвлечь, сбить с курса. Он просто ее не слышал. Фрея понимала, что свою речь он приготовил заранее и вызубрил, как прилежный ученик, отвечающий урок.
— Я должен подумать о будущем, — продолжал Майкл. — Мне тридцать шесть, и я знаю, чего хочу. Я хочу остепениться. Осесть. Если я войду в совет, то смогу купить дом за городом. В Коннектикуте или другом штате неподалеку. Кто знает, может, я даже стану играть в гольф.
— В гольф? — Фрея не на шутку запаниковала.
— И я хочу, чтобы кто-нибудь разделил со мной эту жизнь.
Фрея уже видела себя за частоколом в халате и фартуке.
— Дом. Стабильность. Общие интересы, — говорил Майкл с нажимом на каждом слове. — И обязательно дети.
За частоколом появился целый выводок пищащих ползунков с перемазанными сморщенными лицами, в толстых, отяжелевших от содержимого, памперсах. Фрея почти чувствовала, как ее собственные биологические часы дали задний ход. Перед ней вдруг возник заказанный ею десерт — что-то вязко-липкое в лужице из сливок. Ее затошнило.
— Вот чего я хочу, о чем мечтаю. — Он пристально смотрел на нее, буквально сверлил взглядом.
Быстро! Сбить его одним наскоком.
— Не заказать ли нам кофе? Я что-то устала.
— Минутку. Я пытаюсь сказать… — Он раздраженно замолчал, увидев, как она сладко зевает. — Боже, с тобой так трудно! Я хочу тебе кое-что передать.
Майкл полез в один карман, потом в другой. Сейчас достанет кольцо!
— Мне ничего не надо. В самом деле. Сегодня не мой день рождения.
— Пожалуйста, не перебивай меня. Я должен сказать тебе что-то важное.
— К чему торопиться? Давай отложим на завтра.
Фрея слегка растрепала волосы и улыбалась во весь рот, по-дурацки ослепительно, как бурундук из диснеевского мультфильма.
— Ты чудесная женщина, — продолжал Майкл.
— Ты тоже чудесный. Так почему бы нам… — Фрея огляделась в поисках вдохновляющего примера. Парочка за соседним столиком продолжала нежничать. Она перегнулась через стол, продемонстрировав Майклу то, что было в вырезе платья. — Почему бы нам не отправиться домой и не заняться сумасшедшей страстной любовью?
— Ты не понимаешь. — Майкл наконец нашел то, что искал в карманах, и сжимал это в кулаке с мрачной решимостью.
— Ты торопишь события, — произнесла она с наигранным трагизмом и погладила Майкла по руке. — Прошу тебя, убери это.
Майкл, будто не слыша, положил Фрее в ладонь маленькую коробочку.
Фрея замолчала. Разорился ли он на перстень с бриллиантом? Считал ли ее достойной таких трат? Или это кольцо с сапфиром «под цвет твоих глаз»?
Она открыла коробочку. Там лежала золотая печатка с монограммой МДП — инициалами Майкла Джошуа Петерсона. Она сама купила ему это кольцо. Мужчины в Америке любят такие вещи. Так она поблагодарила Майкла за то, что он предложил ей переехать к нему.
— Bay… — Фрея совершенно растерялась. В американских школах мальчики и девочки обмениваются кольцами. Может быть, это взрослая версия того же обычая. — Я… я не знаю, что сказать. — Она стала вертеть кольцо в руках, вопросительно глядя на Майкла.
— Нам было так хорошо вместе, — хриплым от волнения голосом произнес Майкл.
— Да, — кивнула Фрея.
— Я очень хочу, чтобы ты была счастлива.
— Я знаю.
— Но…
Но? Фрея вскинула голову. Но что? Она потеряла нить. Что вообще происходит?
— …Но я думаю, нам лучше…
— Лучше что?
— Ну, знаешь ли…
— Нет, Майкл, не знаю.
— Нам лучше остаться…
— Да?
— Думаю, нам лучше остаться друзьями.
— Друзьями, — едва слышно откликнулась она и уже громче повторила: — Друзьями? — уронив кольцо в шоколадный десерт.
Глава 2
Идти. Не идти. Мигали сигналы светофора. Фонари слепили глаза. Машины то взвизгивали, останавливаясь, то взрывались ревом, трогаясь с места. Противно выла полицейская сирена. Из открытых окон автомобилей несся привязчивый рэп. Фрея, стуча каблуками, шла вверх по Бродвею — длинные ноги, затянутые в кожаные штаны, касаясь друг друга, как лезвия ножниц, издавали шипящий звук. Она сжимала в кулаке кусок смятой ткани и время от времени со злостью взмахивала рукой, и тогда ткань со свистом рассекала воздух, словно хлыст дрессировщика в цирке. Люди расступались, давая ей дорогу.
Мерзавец! Как он смел ее кинуть? Он повел ее в чудесный сад по красивой дорожке и тут — бах, головой в компостную кучу. «Ты замечательный человек», — повторяла она, морщась и тряся головой, как безумная. Такая чудесная, что он повел ее в самый модный ресторан ради удовольствия раздавить ее публично. В глазах защипало, и она вышла на проезжую часть, не заметив, что сигнал светофора поменялся.
Рев гудков заставил ее подскочить. Фрея на автомате показала им средний палец и продолжила путь. Шмыгнув носом, прижала ладони к пылающим щекам. Не дождетесь, она не заплачет! Фрея начала петь, не вслух, но так, чтобы заглушить внутренний голос, говоривший ей, что она одна, что она всегда будет одна, что никто не разделит с ней ее одиночества, что она пропащая, смешная дура, если вообразила, будто Майкл решил жениться на ней. Мелодия всякий раз была одна и та же. По воскресеньям она и ее одноклассницы из интерната пели ее во время воскресной службы. Один из псалмов. Она и слов-то толком не знала.
Говорят, псалмопение укрепляет дух. Верно. Вполне действенное средство, ибо с каждым кварталом, пройденным маршевым шагом, и с каждым пропетым куплетом она становилась сильнее. Держись, повторяла она себе. Тверже шаг. Она не плакала с тех пор, как, будучи пятнадцати лет от роду, разрыдалась у себя в спальне, а маленькая подлая ябеда, сводная сестра, подсмотрев за ней в замочную скважину, побежала всем и каждому рассказывать, что Фрея — плакса-вакса. Нет, такого больше не будет. Она и выбрала этот город потому, что он самый бессердечный и жесткий в мире. Манхэттен не такой, как европейские города, в которых люди гуляют, взявшись за руки, останавливаются, чтобы поцеловаться, прямо на тротуаре или на мосту и водят своих бабушек и детей в рестораны. Здесь принято передвигаться быстро, избегая смотреть друг другу в глаза, и даже елку на Рождество вам привозят уже наряженную, а наутро после рождественской ночи выбрасывают. Нью-Йорк — это город, где водителю такси принято говорить, что он затраханный кретин, где у жителей вырабатывается особый сигнальный отблеск в глазах, на манер светофора, с той только разницей, что сигнал всегда один и тот же: «Меня не трогать». Фрее нравился этот город и все, что с ним связано. Ее это вполне устраивало.
