— Ну конечно. Послушай, это я виновата. Я должна была встретить его внизу. Он просто очень старый, понимаешь?
Сжалься над нами, мысленно приказала я ему. В миллионный раз мне захотелось быть джедаем и уметь убеждать с помощью Силы. И в миллионный раз мне пришлось удовлетвориться скрещенными пальцами.
— Он заявил, что приехал на заседание комитета, — с сомнением произнес Ральф.
Я сухо кивнула.
— Он очень болен. Прошел через многое, чтобы сегодня попасть сюда.
Если бы вы искали «профессиональный, но угрожающий» в словаре оттенков голоса, то мое имя стояло бы рядом со званием «мастер».
— Не сомневаюсь, — засмеялся Ральф.
Издевайся, издевайся, ты, глухой бассет, накачанный ботоксом. Только не изгадь мое слушание.
— Ну же, Ральф. Он мне в самом деле необходим. Ты что, не можешь его отпустить? Да что он такого натворил?!
Ральф качал головой. Он что, насмехается надо мной? И мне придется связаться с Американским союзом защиты гражданских свобод? Интересно, там есть отделение Американской ассоциации пенсионеров? Я посмотрела на часы, и на меня, словно цунами, обрушилась паника. Я схватила Ральфа за руку и проникновенно посмотрела ему в глаза.
— Ральф, судьба национальной системы здравоохранения в твоих руках. Если тебе небезразличны бедные, незастрахованные дети, если тебе небезразличны страдающие пожилые граждане, если тебе небезразлична справедливость… тогда, думаю, ты знаешь, как поступить.
Я почти слышала за кадром далекие аккорды «Боевого гимна Республики»[9], пока умоляюще смотрела в глаза Ральфу, внушая ему сделать правильный выбор.
И он ответил на призыв долга взрывом истерического хохота.
— У меня просто нет сил, — выдавил он из себя между приступами смеха. — Как же я вас, новичков, люблю.
Я холодно улыбнулась:
— Могу я теперь проводить мистера Джекмена в зал комитета?
Ральф едва мог дышать.
— Бедные, незастрахованные дети… — Он захихикал, как девчонка. — Да, забирай его, — Ральф махнул рукой. — Удачи.
Я повернулась к веселящемуся охраннику спиной и поспешила к Альфреду Джекмену. Я влетела в будку, надеясь, что Ральф не слишком запугал нашего звездного свидетеля.
— Прошу извинить меня за недоразумение, мистер Джекмен. Пойдемте со мной…
Я резко остановилась, учуяв знакомый запах. Боже правый, неужели охранники курили здесь траву? Неужели причина паранойи и безудержного хихиканья Ральфа именно в этом? Господи, может, мне об этом сообщить? Агент по борьбе с наркотиками из меня никакой. Я решила притвориться, что простудилась. Или потеряла нюх после трагически завершившегося химического эксперимента. Такое вполне могло случиться. И все еще может. Чтобы попрактиковаться, не буду ни к чему принюхиваться, особенно к отчетливому запашку марихуаны в одной из будок полиции Капитолийского холма.
— Надеюсь, вам не причинили особого беспокойства, — я сделала вид, будто ничего не заметила.
Альфред Джекмен поднял налитые кровью глаза и странно уставился на меня.
— Ты смотри, какая красотка. — Он глупо ухмыльнулся. — Тебе когда-нибудь хотелось просто сидеть и смотреть на обои, день за днем? Они такие красивые.
Даже увидев у него в кармане пузырек глазных капель, я не желала замечать очевидного. Но он продолжал говорить:
— А на слушании будут острые чипсы? Я тут кое-что принял от нервов, но на меня вдруг напал жор.
И тут я прозрела. Восьмидесятитрехлетний пациент с больными почками, которого я выбрала, чтобы протолкнуть через комитет по здравоохранению предложения сенатора Гэри по рецептурным лекарствам, этот маленький седой дедок двенадцати внуков, сидит передо мной, вусмерть обдолбанный.
Июльский улет
Спокойствие, только спокойствие, твердила я себе. Проблему надо решать хладнокровно.
— Меня не предупредили, что вы курите, — умудрилась прохрипеть я.
— Только не сигареты, я не прикасаюсь к сигаретам. Они убивают.
Ну да.
— Но ганджубас — другое дело!
Вот оно.
— А ты любишь ганджубас? — Сквозь звон в ушах донесся вопрос Альфреда Джекмена.
Возьми себя в руки. Ты справишься. Или надо сбежать. Ральф стоял рядом с металлоискателем и все еще смеялся, показывая мне большой палец.
— Нет, мистер Джекмен, я не люблю ганджубас, — произнесла я звенящим от напряжения голосом. Хотя так ли это?
— Жаль. У меня отличная трава из Канады. Попробуй, детка.
Ужасно хотелось сесть. И несколько месяцев не вставать.
— Я думала, вы ездите в Канаду за «Липитором», «Нексиумом» и другими необходимыми вам лекарствами, — набросилась я на него. — Вот что вы мне сказали. Вот на что я подписалась.
Он выглядел слегка обиженным, как настоящий наркоман.
— Ну да, — ответил он. — Но трава там тоже очень дешевая. И она помогает унять боль.
Я собрала остатки жалости. Старик постоянно мучается от боли. Это главное. А то, что в стране не хватает лекарств для престарелых, превращает его последние дни в непрерывный кошмар. Что страшного в том, что он отыскал немного любви и заботы в косяке? Я решила взглянуть на этот казус свежим, менее мстительным взглядом.
— Сойдет и попкорн, если у вас нет чипсов, — заявил Джекмен.
«Блэкберри» пытался провертеть дыру в моем бедре, и я, даже не глядя на часы, поняла, что уже больше половины десятого. Слушание началось. Надо что-то делать. Как только журналисты подошли к пропускному пункту, я взяла мистера Укурка под локоть и твердо повела его к комнате, где заседал комитет. Когда мы проходили мимо двойных дверей зала заседаний, я увидела, что председатель уже прочел половину вступительной речи. Комната была битком набита людьми и камерами; остальные сенаторы стояли по бокам от Р.Г., выстроившись властной дугой одинаковых темных костюмов и хмурых лиц. Не успели мы проскользнуть, как Р.Г. посмотрел прямо на меня. Я отметила озабоченное выражение его глаз и поняла, что иду ко дну. Я собрала все силы, чтобы изобразить уверенную улыбку, но, кажется, это его не успокоило. Что неудивительно, ведь, судя по множеству фотоулик, попытки улыбнуться делают меня похожей на пьяную жертву инсульта. То есть свидетель из меня вышел бы не намного лучше, чем из Альфреда Джекмена.
Мы подошли к дверям соседнего кабинета. Я повернулась к древнему наркоману и снова поразилась резкому запаху марихуаны, который, казалось, исходил изо всех его пор. Только сейчас до меня дошло, что положение отчаянное. Он не сможет давать показания, и неважно, насколько душещипательна его история. Вместо большой победы Р.Г. ждет полная катастрофа. Ну что за черт!
