– Доктор Пейтл – гинеколог, – напомнила я ей. – Гинекологи всегда проверяют грудь на предмет опухолей. Чтобы убедиться – ты не больна раком.
– Но ведь не каждый раз, – не соглашалась мать.
– Каждый. Обязательно, – разозлилась я.
– Не будь такой наивной. Доктор Пейтл – единственный из всех врачей, кто ощупывает мои груди. Я не хочу сказать, что он приударяет за мной. Только совершенно ясно: он находит меня очень хорошенькой. Просто ты не воспринимаешь свою мать как объект чьих-то сексуальных желаний. Так когда ты приедешь? – осведомилась она, «плавно» меняя тему.
Согласна, далеко не всякая мать способна довести дочь до белого каления. Я знаю женщин на вид вполне нормальных и довольных жизнью, которые утверждают, что у них превосходные отношения с матерями. Они сообща ходят по магазинам, встречаются за ужином в дорогих ресторанах, порой вместе проводят отпуск и со здоровой, бодрой убежденностью заявляют, что лучшей подружки, чем мать, у них нет. Я не отношусь к этому типу женщин. Рядом с матерью я неизменно превращаюсь в угрюмую пятнадцати летнюю девицу, которая сутулится, надувает пузыри из жвачки и, закатив глаза к небу, цедит сквозь зубы: «Ну ма-а!» Глория – одна из тех мамочек, которые среди подростков считаются «крутыми». Мои друзья были в восторге от ее «хиппового прикида», от того, что она делилась с ними секретами, будто со взрослыми, и пританцовывала на кухне, покачивая бедрами под модную поп-музыку восьмидесятых. Мне не нравились эти черты ее характера. Я также не любила ее своеобразное чувство юмора (например, когда я училась в десятом классе, она сказала нашему математику, что он похож на пенис – правда, его круглая лысая голова действительно навевала ассоциации с чем-то подобным), терпеть не могла ее постоянного самолюбования и визгливых скандалов с моим отцом, который лишь озадаченно моргал глазами и быстренько ретировался в кабинет – тактика, к которой он всегда прибегает, едва на горизонте замаячит малейшая тень неприятностей.
Кроме того, меня возмущало, что мать открыто манипулирует моими чувствами. Она не просто нажимала на какие-то кнопки в моей душе, она самолично вмонтировала каждую из них и теперь управляет мной с легкой небрежностью настоящего профи.
– Ты ведь приедешь домой на папин день рождения? Твои братья тоже будут, а в выходные мы собираемся на озеро. Тебя и так не было с нами в прошлом году, – упрекнула меня Глория. – Отец страшно расстроился.
Стрела, призванная задеть мои дочерние чувства, мгновенно достигла цели. И пусть я знаю, что отец вряд ли вообще заметил мой отъезд в колледж двенадцать лет назад, я все равно жутко переживала оттого, что мне не хочется воз вращаться в этот сумасшедший дом. Тем не менее, пони мая, что мать просто давит на меня, я постаралась побороть гнетущее сознание вины.
– Наверное, не получится, – с деланным равнодушием проговорила я.
– Я сказала Нане, что ты приедешь, – торжествующе заявила мать. Она метнула свое секретное оружие – кинжал под названием «бессердечная внучка». Это сработало: я тут же ощутила жгучее раскаяние – неблагодарная, я забросила несчастного отца и больную бабушку, – и негодование на мать за то, что она не преминула меня в этом обвинить.
– Э-э… слушания в суде по делу о торговом складе назначены на сентябрь. А босс четко дал понять, чтобы до этого времени мы не строили слишком много личных планов, – брякнула я первое, что пришло в голову.
Мать сделала паузу и закурила; раздался знакомый щелчок ее зажигалки. Я уловила долгий выдох и представила, как она по-драконьи выпускает из ноздрей струйки дыма.
– Но ведь твои братья приедут, – настаивала мать.
В ее голосе прозвучали нотки капитуляции. Важнее безумных семейных сборищ для нее была только моя работа. Глория, которая всю жизнь переживала, что ее мечта о головокружительной карьере так и не сбылась, очень гордилась, что я работаю адвокатом в процветающей столичной конторе. В отличие от моих друзей она не усматривала не соответствия между нелюбовью к конфликтам и профессией юриста. Или же мать была слишком поглощена своей иллюзией, видя во мне деловую женщину, увлеченную карьерой, и не замечала, что работа отравляет мое существование.
Я не хотела быть адвокатом. Черт, я вообще не собиралась связывать жизнь с правом! Просто юридический факультет идеально подходил для выпускницы колледжа, у которой в дипломе значилась специализация по общетехническим наукам. Не говоря уж о том, что мой отец, судья, жутко разочаровался, когда оба моих старших брата отказались пойти в юристы. По обыкновению, стараясь сделать как лучше, я устроилась в отдел судебных тяжб адвокатской конторы «Сноу и Друзерс»: во-первых, потому что хотела остаться в OK,[4]а во-вторых, потому что предложений от других фирм я не получила. Если честно, я ненавидела свою работу. Это было рутинное занятие, и большую часть времени я ломала глаза над страницами скучных контрактов. Однако моя мамочка полагала, будто, совмещая работу учительницы и домохозяйки, она что-то упустила в жизни. Поэтому матушка не пожалела усилий, чтобы я воплотила в реальность ее мечту об адвокатессе в черном деловом костюме от Диора, на губах у которой кроваво-красная помада от Шанель и которая расхаживает по офису в роскошных туфлях от Прады, раздавая указания перепуганным клеркам. Время от времени я пытаюсь просветить родительницу, что работа судебного чиновника на самом деле бесконечное копание в бумагах, приличная, но ни в коем случае не фантастическая зарплата, почти целиком уходящая на гардероб, и постоянное, вынужденное пресмыкательство перед сволочами-коллегами, по которым я бы не пролила и слезинки, если бы их вдруг переехал трамвай. Но Глория и слышать об этом не желает; она вообще редко позволяет действительности вмешиваться в ее стройные фантазии.
– Мама, Марк и Брайан живут в Сиракьюсе и могут добраться до тебя за десять минут, а мне надо ехать восемь часов на машине или шесть часов поездом. Это ведь не одно и то же, – напомнила я. Тысяча первое напоминание. Точно так же я объясняла матери, что не имею привычки вставать в полшестого утра и когда она звонит в этот ранний час, чтобы немного поболтать, я еще сплю.
– Ну ладно, тогда увидимся на День благодарения. – Сделав финт, Глория нанесла неожиданный удар. Черт возьми, как у нее это получается? Только я увернулась от празднования отцовского дня рождения, как она украла мою победу и приговорила к четырем дням каторжных выходных с семьей. Что ж, одна из главных черт любой пай-девочки – умение подавить гнев, прожевать обиду и изобразить счастливую улыбку.
– Отлично, – вяло сказала я. – Встретимся на День благодарения.
– Ты слышала, что Бет выходит замуж?
О, черт. Я совсем забыла про свадьбу Бет. Наверное, это что-то вроде психологической защиты против осознания простого факта – последняя из моих школьных подруг вы ходит замуж, и я остаюсь одна в строю старых дев. Мне все равно пришлось бы заезжать домой из-за свадьбы. А теперь еще и День благодарения! Вот дерьмо!
