Шагнул к проему, положил «Карбайн» на пол, поднял руки. Оно, конечно, один известный мужик когда-то сказал: тот, кто может отказаться от свободы ради безопасности, не достоин ни свободы, ни безопасности. Красиво сказал, возвышенно. Но у меня философия попроще, я считаю, что люди делятся на два типа: на пока еще целых и на тех, кого подорвали гранатой. Сам я до сих пор относился к первой категории и хочу, чтоб и дальше было так. Поэтому я вышел из подсобки с поднятыми руками и после окрика: «На колени, падла!» – опустился на колени. И без дальнейшего сопротивления дождался, когда с лестницы один за другим появятся пятеро. Двое были обычными с виду бойцами с «калашниками» в руках, третий – старый знакомый Шутер, низкорослый дезертир из разгромленной мной сводной банды Метиса. Некоторое время назад я пощадил Шутера, хотя должен был бы пристрелить, но теперь он особого дружелюбия не проявил, а сделал морду кирпичом, будто не узнал. Четвертым оказался красивый вихрастый мужик с голубыми глазами, смахивающий на этакого разудалого донского казака и вооруженный пистолетом. А пятой – Аля. Чертами лица они с вихрастым были схожи.
Должно быть, своим сопротивлением я майора Шульгина слегка достал, потому что, приблизившись, он заехал мне рукоятью пистолета между глаз. Сильно так заехал, смачно – я грохнулся на спину, еще и затылком ударился. Стоя надо мной и покачивая пистолетом, командир ренегатов, покинувших Армию Возрождения, сказал:
– Что-то ты какой-то мелкий, я думал, покрупнее будешь. Сейчас у нас с тобой, охотник, состоится разговор. Такой серьезный разговор, мужской, после которого ты, может, и не выживешь.
Глава 2
Мужские разговоры
– Вы очумели, служивые? – возмутился я. – Рядом с «газовой камерой» лагерь разбивать?! Заберите меня кто-нибудь от этих придурков!
Стул подо мной громко скрипнул, когда я попытался встать. Обычно это человеку удается без труда, незатейливое дело – встать со стула, но я-то был связан, руки стянуты за спинкой, и поэтому своей цели не достиг. Жаль, что перчатки у меня забрали. В одной из них спрятан тычковый ножик – были бы они до сих пор на руках, я бы его вытащил и перерезал веревки.
Мы находились в подвале на краю брошенного города. Какой-то большой магазин, трехэтажный, как я понял по дороге сюда. В сгущающихся сумерках разглядел, что крыши нет, верхний этаж наполовину разрушен, над ним торчат кроны деревьев. Как они там проросли наверху, непонятно.
Большая часть подвала была заставлена высокими тумбами с выпуклыми экранами, где были всякие дурацкие картинки: арбузы, монетки, вишенки, машинки и прочая ерунда. Эти устройства до Пандемии назывались игровыми автоматами, покойный напарник рассказывал про них. И чем только люди не занимались от безделья. Это ж надо вести настолько пустую, никчемную жизнь, чтобы тратить время на подобную чушь?
Автоматов в подвале было полно, они громоздились под стенами, некоторые лежали на боку, у других были распотрошены внутренности. Из открытых дверец, будто из вспоротых брюх, вывалились внутренности проводов.
Но не только игровые автоматы заполняли подвал. Сквозь дыры в потолке свешивались корни. Толстые, тонкие, похожие на перекормленных питонов и на маленьких змей. Они не шевелились, конечно, но легче от этого не становилось: на корнях были наросты, смахивающие на кожистые раздутые мешки, и в наростах этих, которые почему-то называли «ульями», находился газ. Ядовитый, тяжелый, к тому же взрывоопасный, он мог просачиваться наружу, и если концентрация его превышала определенный предел, то малейшая искра приводила к взрыву. Все вместе это называлось аномалией «газовая камера».
В подвале корней было очень много, а вот запах газа не ощущался. Наверное, потому что в этом месте давно никто не бывал, не только люди, но и мутанты, зверье всякое и даже птицы сюда не забредали и не залетали, никто не цеплял ульи и не повреждал их. Хотя из перезревшего улья, когда давление становилось слишком сильным, газ мог и сам по себе рвануть, но тут этого пока что не произошло. И все же подвал опасен… а они вздумали посреди него меня допрашивать!
Отряд майора Шульгина состоял из двенадцати бойцов, не считая командира с сестрой. Десять оставались наверху, кто-то дежурил снаружи, кто-то отдыхал, а двое – Шутер и парень с выеденным оспой лицом – стояли у лестницы, ведущей из подвала. Майор широкими шагами прохаживался перед стулом, где я сидел.
– Про тебя, охотник, мне кое-что известно, – говорил Шульгин. – Вот он рассказал, да и Аля…
– А Шутер, выходит, на самом деле был твоим шпионом в банде Метиса? – уточнил я.
– Не был! – возмущенно вскинулся маленький боец. – Не бухти, о чем не знаешь, Стас!
Я не стал уточнять, каким тогда образом бывший бандит оказался в отряде ренегатов. Продолжая ходить туда-сюда, Шульгин спросил:
– Теперь отвечай: что там было, на той базе? К которой Метис со своими так стремился?
– А вы разве туда не дошли? – я незаметно вращал запястьями, чтобы ослабить веревки, стягивающие руки позади спинки.
– Сейчас у нас так распределены роли, охотник: я спрашиваю, ты отвечаешь. Не наоборот, усек? Отвечай.
– Да ты и сам все знаешь. Шутер наверняка все давно рассказал.
Майор повернулся ко мне, наклонившись, уставился в лицо. Глаза у него были светло-голубые и властные. И не очень-то дружелюбные. Он пялился на меня сверху вниз, будто хотел взглядом просверлить дыру в голове. Я некоторое время сидел неподвижно, потом видеть вблизи его рожу мне надоело, и я сказал:
– Ну, и что это значит? Такая картина: «Майор Шульгин смотрит на тебя, как на мутанта»? Отвали, я к мужикам равнодушен.
Он распрямился, скривив рот, отчего сразу потерял половину своей лихой казачьей красоты, и сказал:
– Ты побывал в центре базы, в шахте. Метис, прежде чем отправиться к базе, приходил ко мне. Предлагал союз. Я кое-что знаю от него, кое-что от других… а теперь от тебя узнаю остальное.
Ни черта ты не знаешь, майор, подумал я. Только то, что Метис тебе соизволил поведать, когда зазывал работать вместе, а Метис был себе на уме и много не разболтал. Про тоник ты точно ни сном ни духом, как и про дневник Травника, а то бы уже задал мне прямой вопрос насчет них. Ты только чуешь своим казачьим носом, что тут что-то серьезное, вот и все.
Майор снова зашагал туда-сюда, о чем-то напряженно размышляя. Ну и я размышлял. Он мало что знает, а вот что знаю я? Известно, что Шульгин свалил из Армии Возрождения. Причем вряд ли только с этим десятком бойцов. Их он взял в погоню за мной, но где-то у него наверняка есть лагерь покрупнее, там людей больше. Иначе ему просто нет смысла все это затевать: уходить из АВ, навсегда сделавшись их врагом, создавать свою группировку… Даже с пятьюдесятью, даже с сотней верных людей это не так уж легко. Ведь есть Черный Рынок, хозяин которого, Хан, не заинтересован в появлении новой действующей силы на наших просторах. Потому что на самом деле – не такие уж они и просторные, эти просторы. Так себе мирок, с пятачок, со всех сторон окруженный стеной враждебного Леса. И хотя у нас постоянно вспыхивают большие и малые потасовки, дележ территории между бандами, столкновения за боеприпасы, женщин, топливо, жратву, но серьезных потрясений нет, все давно устаканилось, основные действующие силы поделили зоны влияния и к переделу не стремятся. Пока что, во всяком случае. Появление новой группировки, состоящей из обученных солдат под командованием умелого вояки, может стать камешком, который столкнет с вершины камень побольше – и покатится через Мир Выживших кровавая лавина. Поэтому, узнав про ренегатов, тот же Хан попытается со своими боевыми байкерами их вынести подчистую. Вот майор и шустрит, и допытывается у меня, что там спрятано в центре базы: почуял возможность усилиться, стать крутым. Закрепиться в качестве независимой силы при помощи того, что, по его мнению, я нашел в шатхе. Непонятно только, почему он тогда не принял предложения Метиса, но тут уж я могу только гадать. Были на то у Шульгина какие-то причины, может, просто не доверял он серолицему бандюку с мертвенным взглядом.
