На дворе стоит солнечный апрельский день, а мне ни с того ни с сего становится зябко. Поеживаюсь. Мел какое-то время молчит, потом решительно качает головой.
— Послушай, но ведь не все такие болтуны, как, например, я. Порой громкие признания срываются с моих губ еще до того, как я осознаю, что собралась их сделать.
Криво улыбаюсь. Бывает, опьяненная новой влюбленностью, Мел напрочь забывает об ответственности и становится детски порывистой, даже легкомысленной. Впрочем, это, наверное, неудивительно. Таковы все художники и вообще творческие натуры.
— Может, Уилфред в этом смысле — моя прямая противоположность? — с неподдельной надеждой в голосе спрашивает Мел. — Может, любовь у него глубоко в сердце и он считает, что… — В поисках нужных слов она складывает вместе подушечки большого, указательного и среднего пальца и потрясает перед собою рукой. — Считает, что если заговоришь о ней вслух — значит опошлишь ее, умалишь! — с чувством заключает она, распрямляя пальцы и поднимая руку выше.
На миг задумываюсь и медленно качаю головой.
— Не знаю… Мне кажется, дело совсем в другом.
Мел чуть наклоняет голову набок, ожидая пояснений:
— По-моему, даже самые немногословные и самые застенчивые рано или поздно осознают, что партнеру нужна определенность, собираются с духом и заводят главный разговор. Я не нуждаюсь в стихах и море роз! — торопливо добавляю я. — И мне ни к чему какие-либо обещания, смертные клятвы! Я прекрасно понимаю, что в любовных делах глупо требовать каких-то гарантий. И знаю, что далеко не все, кто свободно и часто говорят о любви, в самом деле по-настоящему любят. Но… — Облизываю пересохшие от волнения губы. — Совсем без слов нельзя… Я ведь, хоть мне и кажется, что я знаю Уилфреда лучше, чем его родная мать, не в состоянии читать его мысли… — Снова качаю головой, на сей раз увереннее и с отчаянием. — Нет, Мел. Он просто до сих пор не готов стать моим мужем. Или терзается сомнениями, или… — На мгновение умолкаю, пугаясь пришедшей на ум мысли. И договариваю почти шепотом: — Или надеется, что повстречает кого-то еще. Другую женщину, на которой захочет жениться…
Глаза Мелиссы возмущенно сверкают.
— Что за ерунда!
— Это не ерунда, Мел! — плаксиво возражаю я. — Других объяснений нет!
— Если бы ему нужна была другая, — с нотками необъяснимой злобы произносит Мел, — то он давно выбрал бы себе кого-нибудь из студенток, женщин-ученых, аспиранток, лаборанток… Их вокруг него сотни!
Развожу руками.
— Может, он ищет идеальную?
— Таких не бывает! — восклицает Мелисса, распуская золотистые волосы и встряхивая ими. — Искать идеал может только дурак, а Уилфреду ума не занимать!
Потупляюсь.
— Все равно…
Мел наклоняется вперед, и ее локоны свешиваются вниз пшеничным водопадом.
— Может, попробуешь сама с ним поговорить?
Вскидываю голову.
— Мел, я хоть и за равноправие, но не могу себе представить, что не Уилфред, а я заговариваю первая о свадьбе! По-моему, это противоестественно. Меня такое предложение, будь я мужчиной, честное слово, отпугнуло бы!
— Никто не заставляет тебя делать Уилфреду предложение. Просто спокойно объясни ему, что хотела бы обзавестись настоящей семьей.
— Это после того, как утверждала обратное, — ворчу я.
— Скажи, что у тебя наступил новый жизненный этап, что твои взгляды изменились, — говорит Мел.
В нерешительности молчу.
— И сделай это побыстрее, не то и впрямь зайдешь в тупик, а там, глядишь, потеряешь такого парня!
Представляю себе жизнь без Уилфреда, и у меня холодеют руки.
— Да, ты права. Надо сделать все возможное, чтобы сберечь наши с ним отношения. — Киваю. — Я попробую, поразмыслю… Если же это не поможет… — Задумываюсь о том, что просто не смогу жить в вечном ожидании, и тяжело вздыхаю. — Тогда нам придется расстаться.
2
Прихожу домой в начале шестого и чувствую разлитый по прихожей аромат свежего кофе. Уилфред дома, значит, разговор состоится уже сейчас. Тянуть до завтра или откладывать беседу на выходные нет смысла. Мое сердце замирает от страха.
— Детка, это ты? — кричит Уил из кухни.
Глубоко вздыхаю, боясь, что мой голос зазвучит неестественно или зазвенит от напряжения.
— Да, я. Была у Мелиссы. Почему ты не на ипподроме? — Вешаю сумку на крючок и медленно иду на кухню.
— Сейчас посмеешься, — громко говорит Уил. — Сегодня я шлепнулся на пятую точку!
Слушаю его вполуха, гадая, с чего начать разговор и стоит ли делать это сейчас же или лучше сначала выпить кофе и привести в порядок мысли.
— Думаешь, столь злую шутку надо мной сыграли студенты? — весело продолжает Уил.
Вхожу в кухню и приостанавливаюсь на пороге. Уил, по давно заведенной привычке, вполоборота поворачивает голову и выпячивает губы. Приближаюсь к нему со смешанным чувством нежности, отчаяния и тоски, приподнимаюсь на цыпочки и чмокаю его.
— Привет, — ласково шепчет он.
— Привет, — говорю в ответ я, спеша отвернуться.
— Так вот, представляешь себе, — продолжает Уил, — я по собственной рассеянности «сел» на стул, который парой минут ранее придвинул к стенному шкафу, чтобы достать с верхней полки стопку тетрадей. — Смеется, потирает копчик. — Как раз в ту минуту, когда я с вытянутой от изумления и боли физиономией приземлился на пол, в кабинет вошла Гринлоу. У нее глаза полезли на лоб!
Рассеянно улыбаюсь, думая вовсе не о «синем чулке», Лауре Гринлоу, секретарше их декана. Все мои мысли о том, как черная рубашка, которую на прошлых выходных мы купили вместе, плотно обтягивает плечи Уилфреда, о том, как забавно на нем смотрится клетчатый передник, и о том, что его низкий голос звучит до невозможности ласково. У меня на душе скребут кошки. Чтобы чем-нибудь себя занять, я беру вторую разделочную доску и принимаюсь нарезать ломтиками моцареллу для бутербродов с тунцом, которыми занят Уил.
— Так что мне сегодня не до ипподрома, — усмехаясь, говорит он. — Я хотел было съездить туда просто, чтобы навестить Красавца, но что-то слишком плохо себя почувствовал. Решил отправиться домой и прилечь. — Он снова потирает низ спины тыльной стороной руки, испачканной тунцом.
До меня лишь теперь доходит, о чем речь. И кажется, что у меня тоже болит копчик. Подобное со мной случается нередко. Уил ранит палец ножом — и моя рука тоже начинает саднить, страдает зубной болью — и я чувствую, как ноют и мои совершенно здоровые зубы. Интересно, у всех ли так? Делается невыносимо, и я спешу прогнать грусть.
— Так почему же ты не лег? — спрашиваю как можно более ласковым голосом.
Уил кивает на бутерброды и улыбается открытой несколько усталой улыбкой.
