Видели эти стены взлеты Империи, ее падения, являлись свидетелями кровавых междоусобиц. Отсюда континентом и ста островами правили гении и ничтожества, злодеи и люди, полные добродетелей, разрушители и созидатели. В этой плеяде Прат Хитрый не выделялся чем-то особенным. Он был обычным ничтожеством, но именно в его правление тлен и усталость бесповоротно овладели Атлантидой.
Прат Хитрый не любил огромного и величественного, украшенного золотом, драгоценными камнями, коврами галльской работы тронного зала. Он вообще не любил обширных пространств. Ему нравилось забиться куда-нибудь подальше. И сейчас он разлегся на мягких подушках в небольшой комнате за тронным залом. Двери сторожили гиганты из императорской гвардии – воины ста жизней. За их спинами Император чувствовал себя в безопасности. Рядом на ложе возлежал советник Картанаг Змея – правая рука Императора, которого злые языки именовали истинным правителем. Конечно, это было не так. До истинного правителя Картанагу было далеко.
– Принц Горман, – поклонился слуга у входа.
– Зови, – кивнул Император, морщась. У него снова закололо в груди. Ему не хотелось видеть принца. Ему вообще ничего не хотелось.
– Я чувствую себя все хуже.
– Хуже-лучше, – пожал плечами Картанаг. – За падением следует восхождение. Ты выздоровеешь. И все изменится. Об этом возвещает свет звезд. И ровное сияние кристаллов.
Картанаг говорил мягко и проникновенно, но душа в этот момент была переполнена злого веселья. «Ты проживешь столько, сколько нужно мне. Император».
Император ударил ладонью по прозрачному стеклу. Его не пробьешь и «огнеплюйкой». Тоже наследие древности. Из окна открывался прекрасный вид на город.
Перполис раскинулся на семи холмах – маги утверждали, что это одно из условий долгой жизни великого города. Солнечные лучи разбивались в волнах, катящихся по заливу, играли на золоте шпилей храма Духа Моря, на крытых железом крышах домов плебса и дворцов аристократии. Гигантские ворота города возвышались рядом с портом, куда причаливали галеры и парусники, везущие грузы из дальних провинций и рабов с диких континентов. Сфинкс сорока метров в высоту смотрел куда-то вдаль задумчивым взором. Огромный шар Прибежища Кару – бога Света – венчал самый высокий холм, окаймленный крепостной стеной. На вершине другого холма рабы копошились у возводимого еще одного храма Кару, который должен был затмить все, которые были или есть в Империи. Император Прат мечтал достроить его, оставив о себе великую память, но строительство тянулось уже семь лет, и конца-края ему не было видно. Как достроишь, если провинции бунтуют, подати не собираются, а те деньги, которые удается наскрести, идут на содержание роскошного двора и на подачки Плебсу?
– Может, ничего плохого, что принц набирается ума у Видящего мага? – неуверенно произнес Император.
– Конечно, ничего, – согласился Картанаг. – Наберется ума. Научится видеть суть вещей. И срывать покровы с тайн.
Императора передернуло. Срывать покровы с тайн принцу было совершенно необязательно-
– Это ни к чему, – кивнул он.
– В детстве принц был слаб здоровьем» – негромко произнес Картанаг. – И у него были чересчур хорошие врачи.
– Может быть. Но ты же знаешь…
Они оба все знали. И привыкли обмениваться намеками. Только им обоим теперь было известно, как погиб прошлый император Атлантиды и отец принца. И кто ему помог уйти в царство мертвых раньше положенного срока. У Прата еще тогда было желание не разлучать отца с сыном, но тогдашний Имперский маг Тавил Сумрачный отговорил его от лишней крови, поскольку линии судеб императора и племянника взаимосвязаны и неизвестно чем закончится разрыв этой связи. Прат надеялся воспитать из принца достойного наследника, но ничего не выходило. Принц был чужой. Настолько чужой, что иногда Императору приходила в голову дикая мысль – а может быть, принц просто неполноценен и не любит власть. Только умственно неполноценный человек может не любить власть.
– Ты не любишь принца, – Император погрозил пальцем своему советнику.
– Люблю я принца, мой Император. Но что любовь к нему перед теми чувствами, которые я испытываю к тебе?
Император вздохнул.
– Принца не любит народ, – продолжил Картанаг. – На него плохо влияет Видящий маг. И если принц все узнает, придется что-то делать.
Император поморщился. Больше всего в жизни он ненавидел принимать решения. Он ненавидел государственные дела. Но угроза власти моментально отрезвляла его, приводила в боевое состояние. Он всю жизнь посвятил удержанию власти. И достиг в этих играх совершенства. И он действительно начинал ощущать пока еще не очень ясную угрозу для трона.
– Я буду думать, – произнес он устало.
РУСЬ. НАЛЕТ
Починками на Руси издавна именовались небольшие села, заброшенные среди бескрайних лесов и полей. Этот притулившийся на берегу заросшей камышом спокойной речки починок состоял из пяти покосившихся, почерневших избенок с баньками, крохотными сараями и амбарами. Хозяйство здесь явно не процветало – не наливались на полях колосья ржи, не паслись стада. Лишь несколько огородов, чахлые сады да несколько куриц и свиней, прохаживающихся меж домами. Впрочем, оно и не удивительно. Жили местные крестьяне вовсе не трудами своими на земле, а больше холопскою службой, потому что место это служило не для получения выгоды, а для услады души хозяйской. И не только душой, но и телом отдыхал здесь, отвлекаясь от важных государственных забот, знатный боярин Егорий Иванович, на плечах которого лежали нелегкие обязанности губного старосты в городе. Должность нелегка и хлопотна, ответственен он за земские и часть судебных дел в воеводстве, поэтому часто забирала его скука и тоска и любил он отдохнуть в этом заброшенном сельце. И терем отстроил здесь богатый, иному знатному человеку и в городе такой не возвести, но расходы не слишком беспокоили, поскольку в деньгах Егорий Иванович никогда не стеснялся и не жалел их, оттого что текли они к нему непересыхающим ручьем.
Люди местные на барина не жаловались. Тягло – то есть налоги государевы – не тянули, заняты были обслугой – принести, подать да любое желание исполнить – все! Правда, от баб порой нечто большее требовалось, чем ощипать куренка да чарку поднести, но тоже на что тут обижаться? Зато сытно, голод не маячит. Холопов своих губной староста не забижал. Единственно, что плохо – место глухое, на отшибе, рядом с Мертвыми болотами. А там, поговаривают, нечистой силе раздолье да разбойничьи логова и заимки везде. В последнее время разбойнички оживились, разгулялись, вполне могли злость на власть государеву сорвать на старостином починке. Правда, сам Егорий Иванович не раз говорил, что даже самая нахальная разбойничья рожа побоится сюда сунуться, но чем черт не шутит. Мог же он ошибиться, хотя и случалось это редко.
Да, староста мог ошибиться. И он переоценил свою славу хитрого и беспощадного врага разбойничьего племени, при упоминании о котором у лихого люда поджилки трясутся.
