— Весьма благородный и любезный джентльмен, великодушный и откровенный, — говорили о нем жители Лисльвуда.
Помнят они также и о том, как он отчаянно, до безумия влюбился в мисс Клэрибелль Мертон — сироту и наследницу одного богатого негоцианта, жившую под опекой своей тетки — старой девы, сестры экс-ректора прихода. Добрые люди помнят об этой любви, потому что капитан Артур Вальдзингам, который вовсе не принадлежал к числу скрытных людей, тысячу раз угрожал застрелиться или утопиться, если любовь его будет отвергнута. Мартин, его слуга (превосходный малый!), сказал однажды служанке из «Золотого Льва», что он спрятал пистолеты своего господина и очень жалеет, что не может сделать то же с рекой. Капитан Вальдзингам выказал себя чересчур неосторожным и нескромным в своей любви к прекрасной наследнице со светло-русыми волосами, детскими манерами и с полнейшим отсутствием энергии и характера. Капитан возражал и протестовал, когда его обвиняли в том, что он ухаживает за нею только ради ее богатства, и просил отдать ее за него без всяких денег, а на ее миллион основать богадельню. Весь Лисльвуд знал повесть этой любви, чрезвычайно интересовался ею и сочувствовал страданиям капитана. О каждом тайном свидании, происходившем на широкой равнине или на косогорах, окружавших село, было известно всем без исключения. Каждый вечер, когда он проходил мимо сада ее тетки, чтобы видеть слабый свет лампы, пробивавшийся сквозь оконные занавесы, каждое письмо, украдкой доставленное горничной, гинея, которую кузнец по просьбе капитана рассек пополам и половинки которой вручил влюбленным, бурные сцены между капитаном и опекуншей мисс Клэрибелль — все это было предметом толков и пересудов в домах в Лисльвуде. Толковали об этом и молодые женщины, которые находили прекрасного капитана слишком завидным обожателем для этой «глупой, взбалмошной мисс» — так непочтительно отзывались они о мисс Мертон, толковали и старые женщины, которые утверждали, что капитан добивается единственно денег, присоединялись к этим толкам также холостяки с седыми головами, называвшие капитана сумасшедшим за его бурную и откровенную любовь. Одним словом, весь Лисльвуд в мельчайших подробностях обсуждал увлечение Вальдзингама, перемывая ему все косточки.
Думаю, что единственной особой, остававшейся абсолютно спокойной, была молодая героиня этой сентиментальной драмы. Клэрибелль Мертон не делала никаких признаний и не искала сочувствия. Никто и никогда не слышал, чтобы она устроила сцену, или упала без чувств к ногам своей неумолимой опекунши, или совершила опрометчивый шаг, отвечая на страстные послания своего обожателя. Да, она ходила на свидания на отдаленные косогоры, но все были уверены, что с ее стороны эти свидания имели самый безгрешный характер, и объясняли их тем, что капитан, бродя вокруг ее дома, видел, как она выходит оттуда, и следовал за нею. Словом, о мисс Мертон упоминали редко. Красивая, бледная, с длинными золотистыми локонами, которые, как ореол, окружали ее грациозно наклоненную головку, она каждое воскресенье приковывала к себе в церкви внимание всего Лисльвуда, но никто и никогда не замечал, чтобы ее лицо вспыхнуло или побледнело под жгучими взглядами Артура Вальдзингама, который с досады грыз переплет своего молитвенника. Он — небритый, с тусклым неподвижным взором — мог стоять все время, пока пели псалмы, опираясь на деревянную решетку, и со свирепым видом упорно смотреть на Клэрибелль, мог в самой середине проповеди выбегать из церкви, скрепя сапогами и звеня шпорами по каменным плитам храма, мог сколько хотел беспокоить прихожан и привлекать внимание воспитанников, так что они нередко невольно восклицали: «Негодный Вальдзингам!» — но, чтобы он ни делал, ему не удавалось нарушить незыблемое спокойствие мисс Мертон. По окончании проповеди, когда ректор благословлял присутствующих и народ начинал покидать церковь, мисс Клэрибелль выходила на кладбище и спокойно проходила мимо капитана, сидевшего на какой-нибудь могиле и смотревшего на нее в мрачном отчаянии. Если она нечаянно задевала его своим шелковым платьем, из-за чего он начинал трепетать всем телом, то как будто не замечала этого и в ее холодных голубых глазах не отражалось ни удивления, ни волнения, ни смущения, ни досады, ни любви, ни даже сожаления.
— Вы считаете меня сумасшедшим, потому что я до безумия люблю восковую куклу? — однажды вечером воскликнул капитан в Лисльвуд-Парке, когда выпил больше обыкновенного, и баронет с друзьями начали смеяться над его страстью. — Я знаю не хуже вас, что это глупость, простительная только школьнику, но этот вздор способен довести меня до могилы.
Однако, сколь бы много общего, как утверждали ее враги, ни имела мисс Мертон с теми прекрасными произведениями искусства с голубыми глазами и золотыми волосами, которые можно видеть в игрушечных магазинах, все же она была богатой наследницей и вдобавок прелестнейшей женщиной, вследствие этого обстоятельства или по причине сплетен, вызванных бешеной страстью капитана — но через шесть недель после появления в Лисльвуде индийского офицера, она, как говорится, вошла в моду. Будь она даже страшнее, чем смертный грех, это не помешало бы ей теперь выйти замуж за первого красавца околотка. Она могла бы выйти за самого богатого, даже если бы была бедна. Даже если бы она была идиоткой, некрасивой и горбатой, войдя в моду, она неизбежно должна была сделаться предметом восторга, удивления и поклонения. Чудесная перемена произошла неожиданно, вдруг, и кавалеры, которые прежде едва замечали ее, начали сходить с ума от желания жениться на ней — то есть не на ней, собственно, а на ее известности: им хотелось понежиться в лучах этой яркой планеты, попировать на чужом пиру. Мисс Мертон сделалась в Лисльвуде такой же знаменитостью, какой делается в Лондоне страшный преступник или человек, написавший роман о классовом устройстве общества.
Итак, мисс Клэрибелль Мертон стала центром внимания Лисльвуда, и через два месяца сэр Реджинальд предложил ей руку и сердце единственно из удовольствия отбить ее у другого, благодаря подстрекательствам тетки предложение это было принято. В это-то время на вершине косогора, носившего название Бишер-Рида, и разыгралась ужасная сцена. Не дождавшись капитана к обеду, из замка за ним послали его слугу Мартина, и тот нашел своего господина распростертым на мокрой траве в состоянии совершенного оцепенения. После этого Вальдзингам хотел вызвать на дуэль сэра Реджинальда, между соперниками вышла отчаянная ссора, которая закончилась только с отъездом капитана. Он оставил замок, пожелав баронету быть счастливым со своей бездушной невестой, и поскакал, как сумасшедший, в Индиа-Гуз — просить, чтобы его послали куда-нибудь, где враги отечества из жалости поспешили бы его прикончить.
В Лисльвуде судачили о том, была ли мисс Клэрибелль Мертон огорчена, что ей пришлось отвергнуть сумасбродного обожателя. Но, как всегда, лицо девушки не выдало ее тайн, оно было прекрасным, но абсолютно безмятежным. Она вышла замуж за сэра Реджинальда без любви, сделав это так же бесстрастно, как она брала уроки музыки, не имея слуха, и училась рисованию, не обладая эстетическим вкусом. Она выполняла все, что ей предписывали делать. Она вышла бы и за капитана, прикажи он ей сделать это, так как не была в состоянии противиться силе, если б не противодействие тетки, которая издавна имела над нею неограниченную власть. Она полностью зависела от тех, кто руководил ею, смотрела их глазами, думала их умом и употребляла в разговоре только их выражения. Капитан мог быть совершенно искренним в своей любви к ней, но если ее тетке было угодно выставить его обманщиком, то и мисс Клэрибелль начинала сомневаться в нем. Она говорила ему своим тихим, нежным голосом тысячу несправедливостей, которые были простым повторением слов ее опекунши. Ее можно было сравнить с кораблем без руля и якоря, отданным на произвол изменчивого ветра, и не успел еще капитан, отправляясь в Индию, достичь Мальты, как крестьянские дети уж усыпали цветами путь, по которому должны были идти из церкви сэр Реджинальд и леди Лисль.
