Мне нравится играть в «дженгу» с самим собой — по крайней мере, я могу выиграть. И мне нравится это чувство, когда все рушится к чертовой бабушке.
Позже, в половине десятого, лежа в своей односпальной бетонной кровати для пыток, я раздумываю над тем, что сказал доктор-неумейка. Иногда мне снятся дни из первой серии моей жизни. Я пытаюсь окликнуть отдельных персонажей этих снов, но они меня в упор не видят. В некоторых снах я разгуливаю с оружием размером с вертолетный пулемет. И палю из него по сторонам куда попало, но безрезультатно. Снаряды оставляют лишь булавочные уколы. Комариные укусы. И того меньше.
Иногда, когда я осторожно окунаюсь в прошлое, оно кажется мне призрачным. Как будто его и не было вовсе. И все же я скучаю почти по всему в моем старом воздушном замке.
Скучаю по друзьям. По кафешкам. По белому пиву. По симпатичным девушкам. На которых можно просто смотреть. А они в ответ смотрят на тебя. Скучаю по моему прежнему облику. По своей снисходительной гордости. По своему чванству. По шоколадной стружке, мобильнику, поздним утрам, каникулам, по своим бесцельным занятиям. По самовольно выбранной пустоте ничегонеделанья. По своему дому-барже. Я скучаю по своей жизни. И по своей ванной.
7
С каждым пробуждением я чувствовал себя опустошеннее, чем накануне, — как будто из меня выпускали воздух. Но, лежа в ванной и оставляя на поверхности воды лишь глаза, я не видел вокруг себя воздушных пузырей. Может, я сдувался через глазные отверстия.
Как-то в августе, в пятницу, больше трех лет назад, я припарковал свой помятый микроавтобус «мерседес» на улице Валериусстрат. Сигналил какой-то таксист. Я же стоял, склонившись над последним своим творением: собачкой, выполненной в манере Кита Харинга[5], с поднятыми кверху лапками и массивной пружиной на спине. Детская качалка в стиле неопоп.
Мамаша Винг хотела подарить своей дочурке какую-нибудь оригинальную игрушку в художественном исполнении.
«Нет проблем, вы заказываете — мы работаем» — таков был мой девиз. И за двадцать тысяч евро я быстренько сварганил эту собачонку. С ловкостью клоуна, скручивающего фигурки из воздушных шаров. Только мои фигурки были для богатеев.
Довольно тяжелые фигурки, надо заметить, потому что как раз в тот момент, когда я с предельной осторожностью засовывал эту штуковину в выкопанную мною ямку, я услышал за спиной:
— А почему у нее лапки кверху?
Маленькая Стеффи Винг не обладала драматическим талантом. Или как раз наоборот. Кто знает.
— Просто так, потому что она умерла. «Поп-арт» умер.
А потом все-таки — драма.
— Мам-а-а-а! Она умерла! — пока девочка визжа неслась в дом, мне наконец с трудом удалось опустить Фикки в песок. Он плюхнулся в яму и даже успел махнуть мне хвостиком на прощание. Он доволен, я доволен. Тут я повернулся и увидел лицо госпожи Винг.
— Ой, похоже, она не в восторге.
— В восторге?
Ну вот, в глазах зарябило, голова закружилась, и я уже предвидел последующую за этим тираду.
— Нет. И потом это…. ну…. немного мрачновато для шестилетней девочки.
Слово «мрачновато» прозвучало раскатисто, как на выступлении детского хора.
— Вы имеете в виду, что двадцать тысяч евро за произведение искусства для шестилетней девочки — мрачновато? — Я любил недоговоренности.
— Нет, смерть и все такое. Не думаю, что в столь раннем возрасте ей следует с этим сталкиваться. В мире и так полно неприятностей. Так что заберите это обратно.
Сначала я подумал, что она шутит, и, не желая скандалить, направился к входной двери.
— Фикки, пойдем! Прогуляемся!
Фикки не реагировал. Даже больше не вилял хвостом. Ему тоже все это перестало нравиться.
— Он не хочет. Похоже, он умер. Уму непостижимо. Только что еще был жив.
С телефоном наготове она выкрикивала в мой адрес ругательства элитарного хоккейного клуба. Неспешной походкой я вернулся к своему микроавтобусу и сигналившему таксисту. «Гуди, сколько влезет, мне все до лампочки».
Вообще-то компания «Большие-пластиковые-воздушные-фигурки» стартовала благодаря моей матери. Когда я еще учился в академии изобразительного искусства и пудрил ей мозги небылицами о тяжкой жизни студента. Она здорово мне помогла. На еженедельном собрании книжного клуба в Бюссуме она уговорила своих подруг сделать мне заказ. Поскольку за неделю до этого они побывали в музее Дика Бруны[6], то первое, что пришло им на ум, было заказать мне пластиковую Миффи.
В мгновение ока я заработал слишком много денег, чтобы продолжать учиться. Я просыпался в четыре часа дня и ложился спать в половине десятого следующего утра. Деньги разлаживают жизнь человека. Алкоголь и наркотики становятся в ней статистами.
Я не слишком себя утруждал. Самым сложным было изготовить модель. Лепишь из глины нужную тебе форму и обжигаешь. Был у меня для этого один адресок. Сам я не любил пачкать руки в глине.
Затем модель доставляли ко мне в литейную мастерскую. Крис, рыжеволосый парень в очках (по крайней мере, я так себе его представляю, поскольку никогда его не видел), заливал модель жидким пластиком, после чего закачивал туда насосом воздух.
Вообще-то говоря, Крис работал на известном промышленном гиганте, что опять-таки было мне на руку. Ему ничего не стоило приладить пружину к моей собачке-качалке.
Крис отправлял мне готовый продукт. Я же составлял последнее звено в цепочке, которое, говоря начистоту, из нее вообще можно было выкинуть. Но это не понравилось бы клиентам. Искусству полагается блюсти лицо. Беседа с творческой личностью включена в цену.
Кстати, креативной составляющей процесса тоже можно было вполне пренебречь. Кто-то говорит тебе: Карел и Дина сегодня вдоволь попрыгали на надувных аттракционах. Может, обыграешь как-нибудь эту тему?
Запускаю «google», картинки: воздушный замок. Сохраняю под названием: проект 114-а. Посылаю в гончарный цех. Получаю из литейной мастерской готовый продукт и тут же начинаю сорить деньгами.
Я жил за счет воздуха и постепенно сдулся.
8
Я дружил с Грегором и Флипом, которые по очереди были моими лучшими друзьями. В то лето я больше общался с Грегором. Я познакомился с ним в академии. Он изготавливал стеклянные изделия для домашних интерьеров. Пепельницы для журнальных столиков и тому подобные мелочи. Грегор гнул спину за пару сотен евро в неделю и, бьюсь об заклад, мне завидовал, всякий раз укоряя меня за мое безвоздушное существование.
