Погода стояла ясная. Огненный шар поднимался над вершинами деревьев, затерявшихся посреди огромной кофейной плантации. Я ненадолго остановился, чтобы сверить километраж.
Сама мысль отдохнуть на обочине принесла такое же облегчение, какое испытывает человек, увидевший спасительный берег после кораблекрушения. Я лег. Ноги болели не так уж сильно. А вот голову никак не удавалось удобно устроить. После нескольких попыток подняться пришлось отказаться от этой затеи. Каждый раз мешало головокружение. Возможно, давал о себе знать пустой желудок или воздух, заполнявший живот, плюс жажда, накопившаяся за время пути. Лучше было оставаться в лежачем положении, пока организм не выработает вновь хотя бы немного энергии. Дотронувшись до правой ноги, я почувствовал наивное желание, чтобы головная боль спустилась туда. Попробовал согнуть другую ногу и убедился, что обе они еще слушаются. А значит, можно было пройти еще тридцать или сорок километров — именно такую цель я себе поставил.
Когда головная боль усиливалась, казалось, что она перекатывается из одного места в другое, словно путешествуя по поврежденной зоне мозга. Чтобы выдержать эту пытку, я клал голову на маленький чемоданчик, служивший мне подушкой на холодной красноватой земле. Место, где я лежал, было предварительно расчищено моими ногами. Сверху меня укрывала тень, падавшая от векового дерева, росшего совсем недалеко от края шоссе.
После того как усталость в очередной раз не позволила встать и погреться в рассветных лучах солнца, я достал из чемоданчика старое одеяло и, быстро устроившись, скрестил руки на груди и закрыл глаза. На мгновение удалось позабыть обо всем, что произошло в предшествовавшие дни. Но не так просто избавиться от воспоминаний. Начали возвращаться места, увиденные в первые минуты поездки на автобусе из Сеара в Сан-Паулу, впечатления от первых дней, прожитых в огромном городе, подробности проживания в пансионе доны Женовевы. Казалось, что всем этим пронизан воздух, которым я дышал. Затем, однако, пришло ощущение, что образы, возникавшие в моем мозгу, были искаженными. Постепенно они стали угасать. Неспособный больше что-либо контролировать, я погрузился в спасительный сон.
Проснувшись, прежде чем вернуться на шоссе, я посмотрел на дерево и поблагодарил его, как будто оно было человеком. А ведь здесь, вдруг скользнула мысль, осталась часть меня самого. Там, где я лежал и беззаботно спал, царил покой, который, по сравнению с тем, что происходило на шоссе, можно было считать райским. Интересно, откуда взялось это, почти религиозное, чувство благодарности? Ведь все мы знаем, что дерево — всего лишь неподвижный ствол, укорененный в земле. Охваченный непривычным чувством, я попытался отогнать его от себя. И даже подумал, не было ли оно признаком слабости, проникающей через самую широкую дверь — дверь наших желаний. Это даже рассмешило, потому что, согласно пословице, у желания лицо еретика. Я же, наоборот, становился душевным и признательным, благодаря какой-то загадочной силе, толком не понимая, защищала ли она меня или лишь на какой-то момент превратила в часть того векового дерева.
Я чувствовал жалость к самому себе, вынужденному идти и идти. Все было ясно: чтобы выжить, человек должен пребывать в движении. Дерево же, напротив, углубляясь в толщу земли, должно было становиться все неподвижней. Понятно, что я стал по-другому видеть природу. Теперь мне нравилась сельская местность, и я начал забывать неугомонность больших городов. Снова посмотрев на могучее дерево, я увидел, что ветер дует сильнее, заставляя листочки на его верхушке шевелиться с каким-то неописуемым удовольствием. В тот же миг осознал, что если растения имеют названия, они, должно быть, и думают, и даже страдают так же, как и мы. Ствол, посаженный в землю, вызывающе прямой, уверенно исполняющий роль хозяина всех этих веток и ответвлений, символизирует радость долгой жизни, одаренной вечной молодостью, ежедневно отражающейся в наших взглядах. Если дерево и не способно ходить, то все же оно владеет силой, которой оно постоянно преодолевает невзгоды в течение своего существования.
С тех пор как я вновь отправился в путь, прошло уже много часов. Солнце, светившее прямо над головой, рождало странное ощущение. Казалось, что аккуратно сложенные каменистые уступы небольшого горного кряжа слышат мои шаги. Хорошо было видно, куда ступали ноги. Все дорожные указатели просматривались как на ладони. С каждым шагом крепло желание встретить людей. Хотелось посмотреть, как они на меня отреагируют. Ведь человек, идущий по шоссе в одиночку, может беседовать только с деревьями и камнями. Нет, я не сошел с ума. Я просто вынужден делать нечто необычное и должен забыть, что всего-навсего иду пешком в Сеара.
Подсчитав еще раз километраж, я вновь испытал страх, осознав невозможность добраться пешком до места назначения, находящегося в трех тысячах километров! Между тем у меня не было иного выхода. Добраться до далекой родины — либо оказаться в могиле. О смерти не хотелось думать даже в шутку. Вновь произвел подсчеты и вспомнил, что когда ехал на автобусе из Сеара в Сан-Паулу, кто-то сказал мне, что нам предстоит проехать три тысячи и двадцать четыре километра! Это означало, ни больше, ни меньше, что нужно шагать минимум еще два месяца при условии, если проходить по пятьдесят километров в день. А как это сделать, если чувствовал себя уставшим всего лишь после одной ночи пути?
Никогда не думал, что буду спать под открытым небом, совсем один, на холодной земле. Теперь придется. Но я смирился с этим. Недаром есть поговорка, что человек способен привыкнуть ко всему. В большом городе мне пришлось привыкнуть сначала к неудобной кровати в дешевом пансионе, затем — к малюсенькому помещению, напоминавшему тюремную камеру. Сейчас предстояло бороться то с жарой, то с холодом, глазеть на раскинувшиеся по обеим сторонам кофейные плантации и при этом не терять способность реагировать на неприятные неожиданности, подстерегающие человека, идущего по шоссе. На что я мог посетовать? Чего хотел больше: смерти или удачи? Удача встречается только в фантазиях, на страницах романов, в которых феи, визири, эмиры, купцы, принцессы и принцы, юные красавицы, рабы и евнухи, цари и калифы в мгновение ока перевертывают жизнь простого смертного, околдовав его или целиком изменив действительность, положив конец ее величию или убожеству.
Поразмышляв об этом, я попробовал обдумать все еще раз. Ясно, что невозможно идти столько дней. Кроме того, как быть с самыми насущными вопросами: еды и сна? Чтобы продолжать путь, нужна по крайней мере уверенность, что в один прекрасный день выйдешь все-таки на прямую дорогу, ведущую в Сеара. Почему не остановиться и не попросить помощи у людей, находившихся поблизости? Можно обратиться к тем, кто живет в ближайших домах, работает на бензозаправках, в барах, закусочных, в церквах. Но очень скоро я отказался от этой идеи и решительно зашагал по асфальту.
Тень, падавшая от моего тела на землю, показывала, что день близился к закату. А за ним последует вторая ночь, снова сгустится пугающая темнота. Вдруг меня охватило сомнение: идти ли всю ночь или остановиться и лечь спать? Ответа на этот, казалось бы, простой вопрос не было. В лицо подул легкий ветерок. Без малейшего усилия он проникал в мои легкие. Ситуация вдруг показалась почти забавной и я вернулся к прежнему решению: идти и никого не просить о помощи.
